"Бомбить Россию надо каждую ночь": Касьянов о миллионе дронов Зеленского, кризисе мобилизации и расслабленности в тылу

В 2024 год Украина вступила, имея не самые выгодные позиции: из-за партнеров ситуация с поставками оружия и боеприпасов остается в подвешенном состоянии, а в обществе зреет кризис, связанный с мобилизацией, поскольку проводить ее становится все сложнее, а прекратить невозможно.

Как мы оказались в этой точке? Что и когда пошло не так? Почему эйфория победных настроений испарилась, а в Москву перестали прилетать украинские дроны? На эти вопросы "Телеграфу" ответил блогер, офицер ВСУ и основатель проекта A.Drones Юрий Касьянов.

— Юрий, почему у нас сложилась такая кризисная ситуация с мобилизацией? ТЦК отлавливают людей на улицах, планы не выполняются. Это вина государства или инфантильность общества?

— Скорее, все вместе. Но больше вина государства – тех людей, которые возглавляют страну, которые с одной стороны объявили всеобщую мобилизацию, а с другой стороны – всеми силами демонстрировали обществу и миру, что у нас все в порядке, все хорошо.

Дескать, война где-то далеко, "русня" – глупая и слабая, воюют мобики, а Запад нам поможет, будет большое контрнаступление, мы победим и уже осенью будем отдыхать в Крыму. Вот эти завышенные ожидания, настрой не на тяжелую, изнурительную борьбу, не на мобилизацию всех сил экономики, общества, государства, привел к катастрофическому результату как в сознании, так и в военной организации.

Когда Уинстон Черчилль возглавил правительство и стал во главе британской нации, когда Франция была на грани капитуляции и британские экспедиционные силы были зажаты в Дюнкерке, первое, что он сказал, что ничего не обещает, кроме крови, пота и слез. Он сразу настраивал нацию, что будет очень длительная борьба. Этот посыл очень важен.

Когда Япония атаковала Перл-Харбор (Гавайи получили статус 50-го штата только 21 августа 1959 года. — Ред.), то первое выступление Франклина Рузвельта было посвящено тому, что США вступили в войну, она будет долгой и изнурительной, поэтому объявлена всеобщая мобилизация молодых людей от 18 до 26 лет (а у нас наоборот — стариков забирают), все остальные будут упорно трудиться в тылу. Было объявлено, что страна переходит на 7-дневную рабочую неделю по 12 часов в день вообще без выходных. И это США, на которые не упала ни одна вражеская бомба

А мы боремся с сильнейшим врагом, и вместо мобилизовать все общество, нам включили телемарафон, где постоянно обещали, что вот-вот все будет хорошо. Естественно, эти завышенные ожидания повлияли на то, что общество оказалось не готово к реальному восприятию. И мобилизация — только одно из самых заметных проявлений этого кризиса.

— Что вы имеете в виду? Какие еще маркеры кризиса?

— Скоро будет два года, как идет полномасштабная война. Покажите мне, где у нас не частные, не общественные, а государственные курсы всеобщей воинской подготовки? Их нет! Это же полный абсурд. Военкоматы занимаются тем, что просто ловят людей на улице, а системной подготовки и отбора нет. Нет даже системы подготовки просто к службе в армии, не к войне.

Ведь можно было бы обустроить лагеря подготовки, забирать людей на выходные, на пару дней, чтобы они попробовали себя, постреляли, посмотрели, что такое жить в окопах. Они были бы ближе к фронту и им было бы уже легче потом даже мобилизоваться. Этот резерв был бы более обученный и у него было бы больше шансов выжить на войне и больше приносить пользы, если бы он попал на фронт.

А не дай бог фронт порвут. Где у нас внутренний резерв, который может встать на защиту? Где наше народное ополчение? Его же никто не готовит!

Экономика работает в режиме мирного времени. Выйдите на улицу в выходной: все отдыхают, находятся на паузе, в состоянии шоппинга… И это страна, которая борется за свое существование. Никто не говорит: ребята, очнитесь! Пора наконец-то мобилизоваться всему обществу, всей стране.

— В парламенте зарегистрирован новый законопроект по мобилизации. Он куда более жесткий. Разве это не тот холодный душ, о котором вы говорите?

— Зачем нам закон о мобилизации, если есть указ президента о всеобщей мобилизации? Есть закон о военном положении и там все прописано. Для чего нужен новый закон? В этом я вижу только политическую составляющую: переложить ответственность на парламент, чтобы он принял еще один закон, чтобы это была коллективная ответственность депутатов за непопулярные меры по мобилизации, потому что ни президент, ни другие должностные лица не хотят нести за это ответственность единолично. Если бы было радикальное изменение подхода к мобилизации, то это еще понятно.

— Радикальное изменение подхода — это какое? Например?

— Ну, скажем, мы перешли бы на систему мобилизации, как в Штатах. Там профессиональная армия, а в случае большой войны объявляется мобилизация по жребию. На кого выпал жребий, тот и мобилизуется. И это правильно. Выбрать, кому жить, кому умирать, поручив это только чиновникам — несправедливо. Тогда новый закон, если будет построен на принципах жребия, будет правильным. А мобилизовать 500 тысяч человек можно без всякого закона по указу президента, который действует.

Поэтому я и говорю, что новый законопроект — это попытка переложить ответственность на депутатов, которые пребывают в состоянии сонной комы. Вот сейчас они коллективным решением подтвердят, что в стране действует указ президента о всеобщей мобилизации. И военкоматы как ловили людей на улицах, так и будут ловить. Ничего не меняется.

— Ну как ничего? Смогут эффективнее ловить…

— Кто мог откупиться, тот и дальше будет это делать.

— Хорошо, тогда давайте поговорим о стимулах к мобилизации. Возможно, общество и правда ложно ощущает, что война "где-то там". Но ведь могут быть стимулы, которые действуют здесь и сейчас, например, материальные.

— Какие стимулы должны быть к мобилизации, когда люди понимают, что это 50 на 50: выжить либо остаться калекой или погибнуть. Какие должны быть стимулы? Денежные? Жизнь не стоит никаких денег. Понятно, что труд военных должен оплачиваться высоко, но добровольцы воевали и воюют зачастую безо всяких денег. Есть другие стимулы: стремление защитить свою страну, свое право жить так, как хочешь в своей стране, защитить своих детей, свой дом. Это, наверное, самый главный стимул.

Если с 2014 года у нас не пропагандировали такую защиту, если у нас патриотизм был в день вышиванки надеть вышиванку и походить с флажком, то никакие другие стимулы не способны что-то изменить.

— На Facebook вы писали, что мы вступаем в новую фазу войны: войну на уничтожение. Поясните. Это означает, что теперь мы будем более активно действовать на российской территории?

— Этот пост был написан после того, как случился первый жесткий обстрел Белгорода. Любая жестокая война эту фазу проходит. Например, были масштабные бомбардировки немцами Лондона и других городов. Они сносили не только военные предприятия, но и поселки с населением. В Британии тоже было государственной политикой уничтожение заводов и живущих рядом рабочих, чтобы победить Германию.

Любая война — это война на уничтожение, потому что и британские, и американские, и китайские, и российские ядерные боеголовки нацелены в первую очередь на мирные города. Это такой терроризм, который не осуществляется, но предостерегает другую сторону от эскалации. И если противник бьет по нашим городам, по нашему мирному населению безнаказанно, то, наверное, мы вынуждены делать то же самое. Целясь, в первую очередь, по военным объектам, но не обращать внимание на сопутствующие жертвы.

— В контексте наших возможностей войны по уничтожению врага, опишите, какая сейчас ситуация в стране с производством дронов?

— Производство дронов разных типов неуклонно растет. Какой-нибудь чиновник скажет, что у нас на 100% увеличился рост производства дронов. Да хоть на 300%, но их все равно не хватает, потому что наш противник уже нарастил производство на 1000%. Поэтому вопрос не в абсолютных, а в достаточных цифрах.

В то же время все видят скандалы с нехваткой дронов, с 26 тысячами потерянных дронов на складах, Бутусов пишет: пришлите хотя бы сотню дронов под Авдеевку. То есть, дронов совершенно не хватает, тем более что дроны в большой степени заменяют ту нехватку артиллерийских снарядов, которая у нас прогрессирует. Мы в пять раз меньше имеем возможности стрелять из артиллерии, чем наш противник.

— Из каких источников военные получают дроны? Это волонтеры или государство?

— Больше тех дронов, которые заказывает государство. Вопрос только в том, что они могут заказывать дроны через тех же волонтеров. То есть, государство как не участвовало в создании материально-технической базы дроностроения, так и не участвует. Государство не помогает строить заводы в защищенных местах, где-то в подвалах, шахтах. Поэтому время от времени эти заводы разрушаются и сгорают под вражескими обстрелами. Максимум, что делает государство — дает деньги на закупку комплектующих. А этого на сегодня недостаточно. По большому счету, надо возвращать с фронта мастеров, которые умеют делать дроны, которые первыми мобилизовались и пошли на войну как наиболее активная часть населения. Нельзя просто дать денег и рассчитывать, что проблема сама собой решится.

— Ну, деньги это уже неплохо. Уже хоть что-то.

— Это все равно, если танкистам нужен танк, пусть государство даст им деньги, а танкисты сами купят, привезут его из Германии или Польши. Государство должно массово кредитовать закупки комплектующих, создавать защищенные склады, обеспечивать беспрепятственный провоз через границу, логистику, а не просто давать деньги.

— Миллион дронов, о котором говорит президент. Поясните, что это за цифра? Это много, мало, достаточно? Это реально или нет?

— Эта цифра взята с потолка. Если в прошлом году было ориентировочно 500 тысяч дронов, то в этом году миллион. А почему нет, мы же наращиваем производство. Вот, по моим расчетам, только FPV-дронов надо 3 миллиона в этом году. И не 100 тысяч дронов-камикадзе средней дальности, как заявили ранее, а хотя бы 500 тысяч. И дронов типа "Шахедов" нам надо в год 40–50 тысяч, а не тысячу, как обещают.

— Кстати, по поводу "Шахедов". Почему у нас до сих пор нет своего? Что-то до Москвы долетало, но ведь нет массовости.

— Массовости нет, потому что этим вопросом занимаются все, кому не лень, только не специалисты в этой отрасли. Тех, кто реально знает проблему, просто не подпускают к этому "корыту". Выгоднее собрать полсотни "Бобров" (украинский дрон-камикадзе. — Ред.) по 110–120 тысяч долларов за штуку вместо того, чтобы сделать за адекватную цену в пять раз больше наших "Шахедов".

Но это очень сложная тема. Если FPV-дроны можно делать буквально на каждой кухне, в каждом гараже, то для больших камикадзе нужны тысячи квадратных метров производственных площадей и сотни рабочих. А мало кто из чиновников знает, как этим заниматься: где набрать рабочих, где взять производственные помещения, как сделать производство распределенным, чтобы защититься от поражения ракетами противника, какие модели действительно нам нужны? Вот из-за того, что полные дилетанты занимаются этим вопросом, у нас и нет своих "Шахедов".

— Летом прошлого года появилась информация, что Украина начала строить свой завод Bayraktar. Но что-то за последний год ничего не было слышно о применении этих дронов на фронте. В таком случае нам нужен завод Bayraktar? Нам актуальны эти дроны?

— Нам сейчас не нужны дроны Bayraktar. Это специализированный разведывательно-ударный самолет, который был создан для борьбы с курдскими повстанцами. В условиях нынешней войны этот дрон не может себя проявить, его видит и сбивает российская ПВО. Сейчас нам надо забыть и выкинуть из головы этот Bayraktar и не заниматься пиаром на пустом месте.

— Россияне недавно заявляли, что создали новую модификацию Ланцета – "Изделие-55". Как они утверждают, этот дрон совершенно незаметен для РЭБ. Что можете сказать об этом оружии? Это новая серьезная для нас проблема?

— Всякое новое российское оружие – это проблема, ведь они на месте не сидят. Да, они сделали менее заметный для обнаружения средствами ПВО "Ланцет", он менее подвержен помехам системы РЭБ в диапазоне, в котором мы привыкли работать. Но это не значит, что он неуязвим, просто нужны станции на другой диапазон подавления.

Ну, что тут сказать… молодцы. Вопрос в том, почему мы не сделали. Еще раз говорю, что это неэффективность госуправления беспилотной отраслью. Все! Тут нет других ответов. Не ищите ничего другого.

— Вы высказывали идею, что нам нужно командование дальних беспилотных бомбардировок. Поясните детальнее концепцию.

— Это не новая идея. В годы Второй мировой у союзников было стратегическое бомбардировочное командование, которое бомбило Германию. У немцев было свое командование, которое бомбило Британию.

То есть, это отдельная задача – уничтожение экономического и военного потенциала страны-агрессора в тылу. Этой задачей должны заниматься профессионалы, которые только этим и занимаются, по их заказу должны создавать дроны и по их плану применять. Это и называется командование.

Раньше у нас кто только этим ни занимался: и Минобороны, и ГУР, и СБУ даже запускала куда-то далеко беспилотники. Каждый по своему плану. Сейчас с этим лучше, но должен быть четкий план по уничтожению бомбардировщиков противника на аэродромах. Четкий план по уничтожению ракет, с помощью которых противник обстреливает Украину. Это надо систематически уничтожать. Это должна быть скрупулезная работа. Каждую ночь мы должны бомбить Россию.

ПВО — это борьба со следствиями, когда к нам прилетают ракеты или "Шахеды". А уничтожение "Шахедов", ракет, носителей в местах базирования — это уничтожение причин. Это позволит быстрее завершить войну.