Под Иловайском был расстрелян Майдан: свидетель военного преступления россиян

Дата 29 августа – одна из самых трагических страниц российско-украинской войны. 10 лет назад лично Путин якобы во избежание боевых потерь обратился к "силам ополчения" открыть гуманитарный коридор для выхода украинских войск из окружения в Иловайске. Выход по коридору смерти начался утром… Как только "зеленый коридор" в 40 километров заполнился, регулярные войска РФ открыли огонь из тяжелой артиллерии…

Собирать раненых и останки погибших отправили 8-ю Полтавскую автомобильную санитарную роту. О масштабном военном преступлении, свидетелем которого он стал, "Телеграфу" рассказал 59-летний старший сержант Александр Таран ("Казак"), служивший тогда водителем-санитаром.

Ехали на фронт на списанных авто

— Наше подразделение называли "ротой одноразового назначения", — горько усмехается Александр Таран. — Просто никто из военного руководства не ожидал, что мы вернемся живыми из Иловайска, куда мы зашли 30 августа 2014 года сразу после того, как российские войска расстреляли там добробаты. Поэтому нам долго не выдавали удостоверения участников боевых действий, поскольку по документам Минобороны нас там не было. Проделанную нами невероятно психологически тяжелую работу приписывали Красному Кресту.

Целый месяц нас не отправляли на ротацию, удерживая в неприспособленном для нормальной жизни ангаре. И мы единственная рота, служащих которой не вызывали на допросы в военную прокуратуру в качестве свидетелей по факту военного преступления в Иловайске. Наверное, потому, что наши свидетельства не совпадали с официальной версией трагических событий, — говорит Казак.

Александра, бывшего "афганца", проходившего срочную службу в разведбате, вызвали в военкомат на четвертый день после того, как он оставил там заявление со своими данными. Был причислен к 8-й автомобильной санитарной роте, сформированной по распоряжению Министерства обороны при Полтавском областном военкомате.

— Работал тогда крановщиком в нефтегазовой компании, и предложение служить водителем санитарной машины меня устроило, — вспоминает Александр. За длинный чуб на макушке и за пышные усы он получил позывной "Казак" и по возвращении с третьей уже в своей жизни войны не изменил своего колоритного имиджа.

Чтобы выехать в зону боевых действий, мобилизованные за три недели должны были сами отремонтировать технику, выделенную районами области. Когда им на базе под Полтавой открыли ангары, в которых находился этот хлам, они просто схватились за головы. В основном это были слабенькие допотопные списанные УАЗы и "Газели", отработавшие свое в лечебных учреждениях. Одни не заводились, у других отваливались дверцы, у третьих не работали тормоза… Некоторые вообще не подлежали ремонту.

Самая старая из них была выпущена еще в 1950-х годах прошлого столетия! Из 46 машин всего восемь оказались новыми. Мужчины за свой счет покупали запчасти, с ремонтом помогали волонтеры и областные власти. Благодаря этому некоторые транспортные средства были заменены на более современные. Хотя где-то появилась тогда информация, будто государство снабдило их новыми Renault и Peugeot.

На тридцать сформированных экипажей был всего один человек с опытом работы фельдшером — 23-летний Олег Колесник. Были еще двое с медицинским образованием, но без опыта работы. Остальные — штукатуры, маляры, слесари, водители, преподаватель университета, фермер… Однажды на базу приезжал инструктор из госпиталя — показать, как делать уколы, искусственное дыхание, накладывать шины… Но эти знания новоиспеченным санитарам, как говорится, в одно ухо влетали, в другое вылетали, поскольку рота была занята главным — ремонтом техники. А в их сумках лежали старые жгуты, рвавшиеся при малейшем натяжении, бинты выпуска 1970-х годов и по одному уколу с обезболивающим.

— Как мы поняли из наставлений командования, наша задача заключалась в том, чтобы забирать раненых, вывезенных с поля боя, и доставлять в ближайшие больницы, — продолжает Александр. — То есть должны были работать в желтой зоне… Нам говорили, что едем в полностью контролируемую зону. Правда, не уточнили, кем контролируемую.

Расстрел "зеленого коридора"

— В Розовке на границе Запорожской и Донецкой областей нас прикрепили к Одесскому полевому госпиталю, — подкручивает усы "Казак". – Приказали расположиться в лесопосадке. Но как только расположились, пришел приказ ехать дальше. Не успели в другом месте поставить палатки, как снова подняли ночью. Дали белые простыни: "Делайте флаги!" Сказали ехать к первому нашему блокпосту — вывозить раненых.

По дороге туда к нашей колонне из 30 санитарных машин присоединились разведчики на двух БТРах и семь КамАЗов из воинской части, что дислоцировалась в той местности, о назначении которых мы узнали позже. За Волновахой услышали "Грады". Ближе к Старобешево на глаза стала попадаться техника, стоявшая на обочинах дорог — САУ, БТРы, танки… Чудом успевшая выскочить из "котла", о котором нам тогда еще ничего не было известно. По встречной полосе проехала машина с пробитым колесом, в кузове которой находились окровавленные, перебинтованные солдаты. Где-то работал пулемет… А наш блокпост в Старобешево оказался уже не нашим.

— Прежде чем приступить к выполнению поставленной задачи, нужно было получить разрешение "той" стороны на заезд в поле, где состоялся бой, — вспоминает Александр Таран. — В нашу "Газель" (моим напарником был хирург из Очакова Юрий Ткач) подсел украинский переговорщик — разведчик с позывным "Путник", и мы, оставив колонну на блокпосту, поехали в Старобешево, где находился штаб сепаратистов. И практически сразу на въезде в город напоролись на группу боевиков. Они вытащили нас из машины и приказали лечь на землю.

Я не сразу выполнил этот приказ, поэтому меня сбили с ног и начали лупить по чему придется, засунув под бронежилет дуло автомата. Так продолжалось минут двадцать, пока мой "Путник" с кем-то договаривался о том, чтобы нас отпустили. Обратно мы вернулись с нужным разрешением, а я — еще и со сломанной в двух местах челюстью и выбитыми зубами, — рассказывает "Казак".

На блокпосту боевики под дулами автоматов и танков забрали у полтавчан оружие, телефоны, бронежилеты, документы, оставили только рации, выданные накануне. Разделили колонну на две части и в сопровождении своих людей отпустили на поле боя. У санитаров было время до вечера, иначе обещали расстрел. Они работали там три дня.

— Как только мы поднялись на гору, в маленькое село Горбатенко, как увидели технику российской армии, — продолжает ветеран. – Она стояла в окопах, подготовленная к ведению боя. О том, что по нашим войскам стреляли прицельно, свидетельствовали уцелевшие дома в селе и лесопосадки, между которыми находилась подбитая техника. Как потом сказал нам один россиянин, они три дня ждали "укропов"! Поэтому я никогда не поверю, что наши добровольцы из батальонов МВД Украины "Днепр-1", "Миротворец", "Свитязь", "Херсон", "Ивано-Франковск", батальон Нацгвардии "Донбасс" и силы сектора "Б" (группировка украинских военных подразделений под командованием генерал-лейтенанта Руслана Хомчака, экс-главнокомандующего ВСУ, которая принимала участие в боях за Иловайск. — Авт.) попали в окружение.

Нет! Это был "договорняк" с Путиным. И когда так называемый "зеленый коридор" длиной 40 километров (такое расстояние от Иловайска до Старобешево) был заполнен, российские войска начали лупить по нашим, как в тире. Представляете, в то время, когда 24 августа на Крещатике проходил военный парад, на который были стянуты лучшие регулярные подразделения, российская армия укреплялась на нашей территории! Добробаты не просто так оказались под ее прицельным огнем. Уничтожались патриоты. Я так и сказал жене, когда наконец-то смог ей позвонить: "Таня, это не Афган! Это расстрелянный Майдан!"

Татьяне же, когда она, потеряв связь с мужем на трое суток, обратилась в областной военкомат, чтобы узнать о его судьбе, ответили, что рота… сдалась в плен.

Россияне заставили местных зачистить поле боя

— Разведчик, подсевший в наш экипаж, явно выполнял задачи по поиску нужного человека, потому что постоянно, пока мы с ним прочесывали квадрат за квадратом, отчитывался перед своим руководством: "Объект не обнаружен", — продолжает свой нелегкий рассказ Александр Таран. — Позже стало известно, что вместе со своими подразделениями из группы "Б" из Иловайска выходил генерал-лейтенант Руслан Хомчак. "Путник" мог искать либо его, либо Владислава Волошина — единственного уцелевшего пилота штурмовика Су-25, сбитого около полудня 29 августа в районе Старобешево. В последний день операции к экипажу нашего Владимира Страшко присоединился эсбэушник, которому Волошин сообщил свои координаты, и его удалось подобрать в поле и удачно эвакуировать. (К сожалению, через четыре года после этого 29-летний Владислав застрелился в собственной квартире в Николаеве, не оставив предсмертной записки. — Авт.)

На другой день 8-я рота оказалась на поле битвы уже без наших сопровождающих, оставшись один на один с врагами, контролировавшими их работу.

— Мы находились между двух огней — донецкими "ополченцами" и россиянами. То одни нас угрожали расстрелять, то другие, а расстрел обещали списать на "укропов", — грустно улыбается "Казак". — Справедливости ради надо сказать, что российские военные обращались тогда с нами более толерантно, чем сепаратисты. Например, когда наша колонна потеряла ориентиры и поздно вечером остановилась у посадки, к нам на БМП подъехал командир подразделения российской армии, которая там недалеко была окопана. Смотрю, офицер примерно моего возраста, так что мог служить в Афганистане, поэтому я смело вступил с ним в переговоры.

"Что вы здесь, на нашей земле, делаете?" – спросил его. "Об этом вам нужно спросить своего [президента], а нам — своего. Пока же нужно вместе разхерячить эту "шушваль" (этим презрительным словом он обозвал сепаратистов), а потом мы на Москву, а вы — на Киев", — до сих пор почти слово в слово помню его ответ. Сев в боевую машину, он приказал следовать за ним. Так мы уже ночью смогли выбраться на трассу недалеко от села Горбатенко.

Некоторые россияне тайком давали нашим санитарам свои шприцы с обезболивающими препаратами. И, кстати, они же, вероятно, иногда привлекали сепаратистов и местное население к зачистке поля боя. Часть трупов, таким образом, вынесли из "коридора" и сложили у края дороги. Нам оставалось только вывезти их оттуда в морг. Поэтому сначала мы не понимали, почему в сгоревшей и разбитой технике нет останков.

Чтобы избежать провокаций со стороны сепаратистов, российские военные сопровождали украинских санитаров на машинах, подсказывая, где могут находиться наши погибшие.

"Тройный" одеколон против трупного запаха

— Конечно, мы не были готовы к такому повороту событий, — говорит Таран. — Выворачивало от одного трупного запаха. Мы сами насквозь им провонялись. Чтобы остановить рвоту, я поливал молодых ребят "Тройным" одеколоном, десять флаконов которого было в моей "Газели", и так приводил их в чувство. К тому же перчатки у санитаров очень быстро порвались, и им приходилось сгребать, простите, кишки голыми руками.

Именно для "двухсотых" были предусмотрены грузовики, которые присоединились к нашей колонне. Только за первые полдня мы собрали два КамАЗа останков. С нами ехал КамАЗ с ранеными, который был обозначен белым флагом с красным крестом, чтобы его не обстреливали. К сожалению, его одним из первых и подбили, потому что он был легкой целью.

Чем дальше мы исследовали расстрелянный "коридор", тем больше нам встречалось и погибших, и живых. В первый день тела еще были сравнительно целыми. Позже встречались только отдельные фрагменты. А в одном месте, где, вероятно, погибли более 50 человек, вообще собирать было нечего — от них остался только пепел.

Живых мы запихали под груды двухсотых, чтобы побольше можно было вывезти. Их специально пачкали пылью и чужой кровью, имитируя ранения. Некоторые резали ножами себе руки и ноги, а санитары их бинтовали так, чтобы проступала кровь — иначе на блокпосту сепаратисты их не пропустили бы. Все наши машины были перегружены. Процентов пятьдесят вывезенных нами оттуда были бойцы, отданные россиянами из двухдневного плена. Трех молодых пацанов, например, мой экипаж забрал из дома одной женщины, которая прятала их в подвале под Волновахой. Среди тех, кого нам удалось вывезти, был и раненый активист Евромайдана, боец батальона "Днепр-1" Владимир Парасюк.

Хлопцы просили пить, ведь провели на солнце по двое-трое суток без воды, а у нас у самих ее не было. И мы на свой страх и риск останавливали машины у полей со спелыми арбузами, и все наедались от пуза.

Приказ из Киева — обратно не ждать

Александр говорит, что в его памяти остались отдельные картинки происходящего тогда. И его товарищи по службе тоже помнят все урывками. Когда-то, уже вернувшись с войны, которую тогда называли АТО, пытались по карте восстановить свой путь по разбитому "коридору", но так и не смогли — забыли. Наверное, так в экстремальных ситуациях работает психика. Но главное, они помнят.

– Никогда не забуду двух погибших офицеров, – отводит взгляд в сторону мой собеседник. — Перед смертью они укрылись в выемке и лежали там, обнявшись. А в кузове одной грузовой машины (это было уже первого сентября) обнаружили несколько обгоревших черепов и грудных клеток. Санитар взял один практически сгоревший труп, а из грудины выпало сердце – оно осталось невредимым.

По правилам безопасности, прежде чем подойти к трупу, мы должны убедиться, нет ли под ним гранаты. Ведь ребята, попав под обстрел, защищались, и многие были с гранатами в руках. То есть надо было привязать к трупу веревку, отбежать подальше и дернуть за карабин. Но эти веревки были слабые, рвались, поэтому санитары работали на авось.

— По вашему мнению, официальная цифра — 366 погибших украинских воинов очень отличается от реальной?

— Считаю, и это мнение всех, с кем мне пришлось зачищать Иловайск, — эта цифра раза в три больше. Никто ведь не считал тех, кого не нашли.

— Куда вы доставляли живых и мертвых?

— Труппы развозили по моргам, а раненых — на временный аэродром под Волновахой, откуда тяжелых забирали вертолетами в госпитали Днепра и Запорожья, а других вывозили автобусами на мирную территорию.

Второго сентября миссия 8-й автомобильной санитарной роты под Иловайском была завершена — на четвертый день ее туда больше не пустили. Дальнейший путь подразделения пролег вдоль всей линии фронта: отдельные экипажи работали в Карловке, Дебальцево, Водяном, Авдеевке, Марьинке, Мариуполе, Песках, в Донецком аэропорту… Когда полтавчане прибывали на "ноль", другие санитарные машины становились на ремонт, и они на своем автохламе без брони ездили в ад.

— По всем раскладам, 8-я рота не должна была вернуться из "коридора", поэтому ни один офицер с ними и не поехал на боевое задание под Иловайск, — убеждена жена Александра Татьяна, которую его одни побратимы называют "начальником генштаба", а другие мамой. — Ребята рассказывали, что женщина-полковник из 61-го военного мобильного госпиталя, которая ранним утром 30 августа отправляла их на задание, позже при встрече плакала и говорила: "Был приказ из Киева вас отправлять и обратно не ждать". Это просто чудо, что они сами не пали на поле боя. Едва оттуда вышли санитарные экипажи, как по нему стали бить наши "Грады".

Наверное, поэтому Полтавскую 8-ю роту просто игнорировали. Товарищи мужа по службе, например, 11 месяцев не были на обеспечении ни в одном армейском подразделении. Они долго не могли получить военную форму. И до самого октября 2015 года им не выдавали удостоверения участников боевых действий. Я звонила по этому поводу и в Генштаб, и в Министерство обороны, и мне везде отвечали: "Их там не было", — вспоминает Татьяна.

Роту за ее неопределенный статус на фронте называли "дикой".

Умножили на ноль

А женщина с железным характером Татьяна Таран, пока "дикая рота" выполняла свою работу на передовой, собирала доказательства ее участия в зачистке "зеленого коридора" под Иловайском. Первым доказательством стало видео сепаратистов (наших не было), гулявшее в интернете и обошедшее мировые телеканалы. На нем зафиксирован момент изъятия оружия и личных вещей у санитаров на блокпосту перед заездом на поле смерти, а также лица конкретных людей, номера автомобилей.

Далее Татьяна стала искать тех, кого вывозили машины с красными крестами из котла. Добилась исторической справедливости, попросив автора Книги памяти погибших за Украину Ярослава Тинченко опубликовать статью о роли 8-й санроты в АТО, а не мифического Красного Креста, в одном из центральных журналов. Подталкивала ветеранов на интервью СМИ, чтобы они доносили правду народу. С ее подачи в Национальном военно-историческом музее Украины появился отдельный стенд, рассказывающий о славном пути подразделения, а в его филиале – Музее тяжелой бомбардировочной авиации в Полтаве – целая комната, посвященная землякам-санитарам.

Теперь Татьяна, не прекращая помогать фронту, ведет борьбу с украинскими бюрократами, отстаивая права мужа и сына. Как настоящие патриоты, 24 февраля 2022 года они вместе пошли в военкомат и через неделю были уже на "нуле" в составе Десантно-штурмовых войск. При этом 35-летний Валерий, работая инженером-энергетиком на критически важном предприятии, имел "бронь" и не имел опыта службы в армии. А его отец уже пять лет имел бессрочную инвалидность II группы и ходил с палочкой. Физические нагрузки сделали свое дело – оба со временем перенесли сложные операции на позвоночнике. Однако ВЛК не связала заболевание Валерия с боевыми действиями, а Пенсионный фонд отказывается переводить его отца с гражданской пенсии, которую он оформил в 55 лет, на более высокую военную.

— Они оба смотрят на меня и спрашивают: "Где же мы тогда были, если не на войне?" — возмущается Татьяна. — А чиновники мне отвечают: "Идите в суд и обжалуйте решение". Словом, откровенно посылают, прикрываясь законами и подзаконными актами. Между тем, когда Саша уже не мог подняться из-за проблем в шейном отделе позвоночника, ВЛК сочла его ограниченно пригодным к службе, а замполит штаба выдал ему направление для продолжения службы в другой части, потому что его была разбита. Я должна была нанимать машину и везти своего лежачего "Казака" на заднем сиденье в Днепропетровскую область, откуда, как оказалось, военная часть давно перебазировалась.

Благодаря Елене Вербицкой, бывшей представительнице президента при Верховной Раде, к которой я несколько раз обращалась, когда требовалась помощь кому-то из 8-й роты, наша проблема была донесена до высшего руководства, и мы вернулись домой. После операции мужа наконец-то признали непригодным к службе и сняли с воинского учета. Далее оказалось, что, пока он лежал в больнице и не получал выплат, именно этот месяц взяли для пересчета пенсии. По закону. То есть ноль умножили на ноль. Будто бы и не было его восьми месяцев службы на передовой.

Отношение государства к участникам боевых действий (а у "Казака" при оформлении инвалидности забрали удостоверение УБД), в частности, начисление выплат — тема особого разговора. Это огромное унижение для них и их семей. Но, несмотря на это, все из 8-й автомобильной санитарной роты, кто мог держать оружие в руках, когда началась полномасштабная война, с первых дней снова встали на защиту Украины. Многие погибли, как герои. Как раз в День государственного флага в Кременчуге похоронили Артема Скирду, который погиб, прикрывая отступление побратимов. Коля Кучеренко дважды пытался вытащить с поля боя тело Артема, но и сам погиб. Его похоронили раньше, а останки Артема только сейчас удалось вынести с поля боя…

— Воюю сразу на двух внутренних фронтах и надеюсь на победу, — твердо говорит мама и жена отважных воинов Татьяна Таран. — У меня нет другого выхода. Я многим военным помогала добиться справедливости. Защитить родных оказалось гораздо труднее. Но не сомневаюсь, что правда победит. Все должно быть по-честному. Иначе как мне смотреть в глаза самым близким людям, потерявшим на войне свое здоровье?

Фото предоставлены семьей Таран