"Старший сын погиб под Иловайском, младший — на "Азовстали" в Мариуполе": история матери героев войны

Уроженка Донецка Галина Голицына, которая уже 22 года живет в Киеве, потеряла на украинско-российской войне двух сыновей. Старший – Дмитрий Голицын ("Адвокат") погиб в августе 2014-го под Иловайском, младший – Денис Дудинов ("Фантом") – при защите Мариуполя в конце марта 2022-го. Мама воинов столкнулась с бюрократией и необходимостью доказывать, казалось бы, очевидные вещи: в одном случае участие старшего сына в АТО, во другом – факт смерти младшего.

"Денис, как и все азовцы, был в Мариуполе. Через месяц он погиб в том аду"

С Галиной Голицыной мы познакомились благодаря проекту "Зігрій" — инициативе по обеспечению воинов теплыми вязаными вещами.

Женщина как раз принесла в офис в центре столицы готовые шапки и забирала очередную партию пряжи.

Рассказывая о своей мотивации взять в руки спицы, она отметила, что это и возможность занять себя, и вклад в победу, потому что сама воевать идти не может из-за возраста и отсутствия подготовки, а два ее сына уже сложили голову на передовой.

Оба ее сына встали на защиту родины в 2014-м, как только россия вторглась на Донбасс. Правда, записались в разные подразделения: Дмитрий Голицын — в добровольческий батальон "Шахтерск", а Денис Дудинов — батальон "Азов".

– Дмитрий на тот момент был известным в Киеве адвокатом, он, кстати, и позывной себе такой взял. У него очень хорошо все складывалось, за девять лет работы он не проиграл ни одного дела – это дорогого стоит, – вспоминает Галина Голицына. – Но началось российское нашествие, и он собрался идти воевать. Я у него спрашиваю: "Разве тебя призвали? Призыва же нет". А он отвечает: "Мама, мы все юристы, приписанные к военной прокуратуре, то есть нас будут вызывать, когда нужно будет трибуналы проводить. Я не могу ждать, потому что война сейчас, нужно сейчас идти защищать страну". И он ушел добровольцем.

К сожалению, в боях под Иловайском Дмитрий получил ранения (на своей странице в ФБ мужчина тогда написал, что в него попали 4 пули: сердце и позвоночник спас бронежилет, а нога сильно пострадала. – Авт.), от которых впоследствии скончался в госпитале. Этого никто не ожидал, и у меня фактически два года из жизни выпало. Я вообще плохо помню, что со мной тогда происходило.

Галина добавляет, что младший сын Денис также был юристом и имел возможность не идти на фронт, потому что по состоянию здоровья (в частности, из-за плохого зрения) у него был "белый" билет. Но его это не остановило.

- Сын был непригоден к службе, но тогда в Украину приезжали добровольцы из других стран, на фронте нужны были переводчики, — продолжает рассказ Галина. – А Денис был уникальным человеком, знал 5 языков, английский вообще был для него как родной, он даже во сне на нем разговаривал. В результате его взяли у "Азов" в качестве переводчика. Но при этом он выполнял и другие задачи наравне с ребятами, овладел разными видами техники, оружия, был универсальным солдатом.

В 2014-2015-м на Донбассе было горячо, потом немного утихло, и мой сын решил: ему нужна военная специальность. Вместе с группой азовцев он отправился учиться в Харьков на танкиста. Тогда Денис сильно заболел пневмонией, потому что была зима, жили они в палатках, которые стояли прямо на снегу. Его отправили домой, где мы его серьезно лечили. После выздоровления он вернулся в училище, окончил его и пять лет служил в танковой бригаде.

Но на тот момент все тяжелое вооружение по Минскому соглашению было отведено с передовой. Тогда Денис добился перевода в другое подразделение, хотя мама и пыталась его отговорить.

- Говорю: "Тебе что, на войне мало войны, что ли? Я не понимаю", – вспоминает разговор с младшим сыном Галина. – А он мне: "Мам, где та война? Ну где та война? За 70, за 100 км! Что это такое?" И он в последние годы был на линии соприкосновения, занимал должность заместителя командира батальона по работе с личным составом. То есть он был идеологом, потому что был проникнут идеями, что Украина превыше всего, что мы должны защищать ее независимость. В начале полномасштабного вторжения Денис, как и все азовцы, был в Мариуполе, где они приняли бой. Мой сын продержался в том аду без нескольких дней месяц.

"И жениться не успели, и внуков не оставили – от этого мне больнее всего"

Галина отмечает, что все дни, пока ее сын был жив, она караулила у компьютера, ждала, когда он появится в сети. Это было очень редко, ведь бойцы выключали телефоны, чтобы не дать врагу запеленговать свое местонахождение.

- Только зеленое пятнышко появилось, что-то пишу быстренько, Денис мне отвечает и снова исчезает из эфира, — продолжает рассказ Галина. – Например, 8 марта от него приходит сообщение: "Я жив. Ночь пережили". Это мне такое было приветствие. Или такой у нас состоялся "диалог": "Вечер начинается с бомбардировки. Класс", — пишет сын, а я ему: "Ужас! Снова связи не будет. Вас уже полностью окружили?" — "Похоже на то", — от него в ответ. Я словно отшучиваюсь: "То есть для вас выход один – прямо в Вальгаллу (место, которое согласно древнескандинавской мифологии является раем для павших и достойнейших воинов. – Авт.)?" Денис мне на это так спокойно: "Всегда так было!" Иногда сын еще отправлял звуковые файлы, и я могла хоть его услышать.

Конечно, не было речи о каких-то обстоятельных беседах между мамой и сыном, находившимся в городе, который враг атаковал со всех сторон. Но даже столь краткие сообщения давали ей представление о всей сложности ситуации.

- Российский Ейск через море от нашего Мариуполя, оттуда поднимались самолеты, 10 минут – и они уже на городе, отбомбились, улетели назад, взяли новую партию снарядов, снова летят на Украину. И это круглосуточно! – подчеркивает Галина. – Кроме авиабомб, гатили по Мариуполю ракетами из катеров, с земли били танки и гаубицы, и уже непосредственно в городе шли уличные бои – это самое страшное, потому что это было столкновение с врагом лицом к лицу. И если орковские подразделения менялись: одни повоевали, ушли на отдых, их заменили свежие силы, то у наших ребят такой возможности не было. У них не было ни времени, ни места для того, чтобы перевести дух. Денис был очень уставший, говорил: "Если я спал два часа – мне повезло!" Но и такого не было, так что все азовцы были крайне истощены, все!

Однако ребята изо всех сил отражали атаки врага, но после каждой имели в своих рядах раненых или убитых. Так случилось и 20 марта – тот день стал последним для Дениса.

- Мой сын тогда вел по россиянам огонь из СПГ – станкового противотанкового гранатомета, а вот летит бомбардировщик, – так мне рассказал впоследствии его побратим Тарас, – отмечает Галина. – Спрятаться ребятам было некуда, они просто попадали на землю. Взрывы один за другим. Когда все кончилось, стали подниматься. Дальше было, по словам Тараса, так: "Вижу — "Фантом" лежит, я до него добежал: "Что тебе?" — Он говорит: "Зрение! Ничего не вижу". А у него один глаз выбит, другой – цел, но кровь заливает лицо. Я ему замотал глаза, доставил его в медицинский бункер на "Азовстали", и дальше снова в бой. А когда вернулся, узнал, что Денис умер на операционном столе".

Галина добавляет, что спасти ее сына было бы сложно даже в стационаре, потому что попавший в глаза осколок повредил мозг. А в полевых условиях без соответствующего оборудования и с минимумом медикаментов шансы на выживание при таком ранении вообще были нулевые.

– Это плохо бы кончилось в любом случае, – высказывает предположение Галина. – А в бункере что могли местные врачи сделать? У них там и наркоза не было. Я узнала, что ребятам без наркоза делали ампутации, и даже не могла представить, как такое можно было выдержать? Но и медики, и бойцы в тех условиях, в которых они оказались, делали все, что было в их силах. Но и у них есть предел.

Конечно, в случае с младшим сыном я понимала, что идет большая война, что Мариуполь оцеплен, а "Азов" — это самый страшный враг путина, поэтому была задача его полностью уничтожить. Но как каждая мать, я надеялась на лучшее, надеялась, что мой ребенок все-таки выживет. И весь этот месяц я молилась так, как никогда, но это не помогло. Знаете, в судьбах моих сыновей есть мистическое совпадение – они родились и погибли с разницей в 8 лет. И старшему было на момент смерти 32, и младшему в этом году должно было исполниться 32 – он просто не дожил до этой даты. И жениться ни один, ни другой не успели, и внуков не оставили – от этого мне больнее всего.

"Я Дениса не похоронила, а уже прошло восемь месяцев после его гибели"

Хотя с момента героической гибели младшего сына Галины прошло восемь месяцев, у нее до сих пор нет возможности с ним проститься. Также идет процесс установления факта его смерти.

- У меня только есть извещение от полка "Азов", что Денис погиб, — говорит Галина. – Должен был еще военкомат прислать так называемую похоронку, но этого не сделал. Затем выяснилось, что нужно через суд устанавливать факт смерти и уложиться в срок 10 месяцев. И я это случайно узнала на встрече нашей азовской семьи. Затем с этим постановлением нужно идти в РАГС, где дают свидетельство о смерти – так должно быть официально. Некоторые семьи смогли за полдня получить нужный документ, но у меня в суде Шевченковского района заявление приняли и сказали: "Нужны свидетели". Я им объясню: это Мариуполь – там, кто не погиб, тот в плену – о них вообще ничего не известно, с ними связи нет. Да, побратим Дениса, который был с ним в день смерти, выжил, его эвакуировали, но он потерял руку, сейчас находится на лечении за границей. Он не может приехать, присоединиться онлайн тоже проблематично, потому что это целая процедура.

Мать бойца добавляет, что судебная волокита ее преследует во второй раз. Когда в 2014-м погиб старший сын Дмитрий, она пыталась добиться для него статуса "участник АТО".

- Я чего вообще этим стала заниматься? Сына похоронили на Лукьяновском военном кладбище, где Аллею Героев сделали, на доме установили мемориальную доску. Потом, когда придумали тот статус, думаю, у Дмитрия его нет, а что если скажут: "С кладбища забирайте, переносите куда хотите", может, и доску уберут.

Поэтому я и решила выбить статус участника АТО через суд, потому что сын этого достоин. Мы нашли свидетелей, но на заседании через скайп подключился представитель штаба из Днепра, который должен был регистрировать добровольцев. Этот парень с апломбом заявил: "А мы не успели зафиксировать, что ваш сын там был, не только его – всех". Я ему отвечаю, что это халатность, выжившие — ладно, а кто нет?! И судья вынесла постановление в нашу пользу. Но этот штаб подал апелляцию! Представляете? Я была уверена, что мы получим подтверждение, но суд решил иначе: если нет регистрации, то ты не участник АТО. Я уже спрашивала адвоката, если дело в выплатах, то могу ли я от них отказаться, но оказалось, что так нельзя: или "пакетом" статус и деньги, или ничего.

Выход для Галины был один – идти на кассацию. И она это планировала сделать. Но коронавирусная история вместе с карантинами, а впоследствии начало полномасштабной войны сделали этот вопрос "не на часі".

- Со старшим понятно, но с младшим? – задает риторический вопрос Галина. – Денис – из "Азова", которому рукоплещет весь мир. А получается, что в Украине о нем не знают — в лице того судьи, который не может вынести определение о смерти, так точно. Самое интересное, что есть президентский указ о награждении моего сына орденом "За мужество" III степени с указанием — (посмертно). То есть даже в Офисе президента знают, что он погиб. А в суде требуют свидетелей. И мне смешно, когда слышу: "Ой, у орков все так плохо, они такие глупые, у них коррупция". А у нас что — лучше? Нет! Кстати, награду Дениса я тоже еще не видела, потому что она, как говорится, вручается в торжественной обстановке. Вам что-то мешает сделать это и хотя бы поблагодарить родителей за то, что вырастили таких мужественных защитников?

Но самое сложное для Галины не отсутствие документов, а то, что она до сих пор не может с сыном проститься, отдать ему последние почести, потому что не знает, где его тело.

– Один из побратимов Дениса дал географические координаты братской могилы, где его похоронили, – говорит Галина. – Мы надеялись, когда кончится война, поедем туда. Но когда наши из "Азовстали" вышли, а туда зашли орки, начались переговоры о передаче тел. И передача впоследствии началась, мы все – те, кто потерял родных, – сдали образцы ДНК, но что-то совпадений очень мало. Я понимаю, что мой сын погиб, хотя иногда думаю: "Да, его нет дома, он в Мариуполе, как всегда". Так себя утешаю, хоть это не очень работает.

Но я Дениса не похоронила, а уже прошло 8 месяцев после его гибели. И вот у меня вопрос: где мой сын? Среди живых его нет точно, но и среди мертвых тоже, потому что я еще не получила никаких документов, которые это подтверждают. Где он сейчас? Что я могу сделать? Бюрократическая стена стоит насмерть. И все…

А еще мне очень жаль, что потеряли "Азов". Если вы уже понимали, что Мариуполь придется оставить, выведите вы ребят! Они бы столько всего сделали на фронте, потому что это были обученные, искусные бойцы, мотивированные, тренированные, они знали, как воевать! Но… этого не сделали.