Контрнаступление — это не соревнование футбольных команд, когда нужно забить гол и никто не пострадает — Павел Вышебаба

Павел Вышебаба (позывной "Капеллан") пошел на войну добровольцем. Сейчас он военнослужащий Вооруженных Сил Украины, командир отделения 68-й отдельной егерской бригады. До войны — экоактивист и руководитель общественной организации "Единая планета", а ныне один из самых известных военных, одновременно являющийся настоящей звездой соцсетей. В интервью "Телеграфу" мы поговорили о контрнаступлении, украинском языке и будущем россии, а также, почему россия в ее нынешнем виде должна прекратить свое существование, и о проблемах после победы ( чтобы посмотреть видеоверсию — пролистайте до конца страницы).

"Мы точно умеем воевать против россиян лучше, чем любая другая армия на этой планете"

- Павел, ты сейчас в Донецкой области, и после успешного контрнаступления в Харьковской области враг сосредоточил усилия именно на этом направлении, как и на юге. Какая ситуация сейчас там, где ты находишься?

– Это не секрет, мы находимся на Кураховском направлении. Когда началось контрнаступление на Харьковщине, россияне начали спешно перемещать технику на то направление. Но, как мы видели, не успели – это не так легко. Тем временем наши уже полностью освободили Харьковскую область. Сейчас россияне начали возвращаться назад, поэтому я думаю, что всем нам, кто находится на восточном направлении, нужно быть очень бдительными, ведь враг захочет отомстить. В военных условиях это нормально. Даже по символическим датам мы видим это. Вспомним 24 августа - наш День Независимости. Их переполняла ненависть к нашей независимости, и они пытались здесь нам устроить "вечеринку", но мы им дали такой ответ, что они двое суток сидели по норам и боялись выйти.

- Какими были твои чувства после новостей об успехе в контрнаступлении?

- Наша бригада находится на передовой, и мы очень ограниченно имеем возможность следить за событиями. Обычно знаем только о том, что делается на нашем или соседнем направлении. Но когда начался движ на Харьковщине, все были "на ушах" и держали кулаки за наших ребят, потому что мы понимаем, что такое наступление. Наша бригада вместе с другими освободила пять населенных пунктов в Донецкой области.

Наступление – это всегда потери. Эффективно вести оборонные действия украинцы могут и показывают это в течение восьми лет. Мы точно умеем сражаться против россиян лучше, чем любая другая армия на этой планете. Но и нас, и военных экспертов смущало, насколько мы сможем вести наступательные действия с небольшими потерями. Поэтому мы очень переживали за побратимов. Но когда отовсюду начала звучать информация, что россияне бегут, это нас, конечно, ободрило. И вообще сейчас открылось второе дыхание. Я думаю, что так по всей линии фронта.

"Нужно радоваться, но не забывать, какую цену мы заплатили за освобождение наших земель"

- Запомнила твой призыв понимать, какова цена контрнаступления, и не писать глупых шуток об арбузах и о том, что мы скоро будем в москве. Ты проводник сдержанного оптимизма?

- Мне нравится, как меня в комментариях называют "амбассадор здравого смысла". Здесь смешанные чувства: радость сквозь слезы. Очень неприятно было, когда все эти мемы посыпались с арбузами, что скоро будем есть их по дешевке. Это очень обесценило происходящее. Потому что люди кладут свои жизни и калечатся не ради дешевых ягод. Я понимаю, что это юмор, но мне и моим побратимам это очень резало слух. Надо понимать, что контрнаступление – это не соревнование футбольных команд, когда нужно забить гол и никто не пострадает. Здесь каждое действие стоит очень дорого.

Если даже на условно спокойном направлении могут быть потери, то мы можем себе представить, какие потери во время наступательных действий. Такие вещи нужно сдержанно комментировать. У нас у всех есть друзья или родственники в тех бригадах Харьковщины или на оккупированных территориях, а боевые действия в населенных пунктах — это также риск для мирных жителей. Поэтому это не может быть такой радостью, как за футбольную команду. Надо радоваться и не забывать, какую цену мы заплатили за освобождение этих земель.

- Ты также популяризатор украинского языка. Но многие до сих пор отказываются его учить, некоторые даже из публичных лиц говорят, мол, нам нужно говорить по-русски, чтобы нас поняли больше людей в мире. Как тебе такая позиция?

- Мне кажется, мы должны концентрироваться на том, чем мы занимаемся сейчас. А сейчас мы спасаем нашу страну. Весь народ пытается объединиться ради этого. И для того, чтобы это сделать, мы должны быть едины, у нас должен быть один контекст и одно поле. Когда оно разделено из-за языка, то мы живем немного в разных мирах, потому что именно информационное поле часто формирует наше мировоззрение и наши мысли. Формирует то, каких мы смотрим экспертов или журналистов. Я считаю, что язык отлично помогает быть в одном контексте.

Во-вторых, есть чисто эмоциональные вещи. Русский – это язык людей, которые стоят здесь за посадкой и убивают наших ребят, или на нем говорят те, кого мы берем в плен. Для меня это язык врага. И от этого эмоционального аспекта я не могу отмежеваться.

А на нашей сине-желтой стороне говорят по-украински. Я знаю, что есть русскоязычные военные, но у нас язык общения украинский, и даже те, кто до 24 февраля общался на русском, переходят на украинский язык. Потому что это одна из частей краеугольного камня того, за что мы боремся.

Мы боремся не за кусок земли. Землю мы можем и в Польше арендовать и там обрабатывать, мы воюем за свою идентичность. Она охватывает нашу культуру, наш язык, наши традиции и нашу государственность. И без мовы все эти вещи я не представляю. А кто, кроме нас, эту мову защитит? А кроме того, кто ее будет развивать? Если на украинском языке не будут общаться на улицах, признаваться в любви, писать стихи, то все книги и все достояние нашей культуры покроются пылью. Украинский язык должен быть жив. И кроме нас, его никто не сохранит.

"Мы воюем не с путиным, а с россией — нашим извечным врагом"

- А как ты вообще думаешь, нужно ли еще обращаться к россиянам и к чему-то их призывать?

– Я знаю, что некоторые этим занимаются. Даже я делал такую попытку, правда, она была бесполезной. Мне писали много россиян в личные сообщения, и единственное, что они могут сказать, это что-то непонятное. Даже оппозиционеры, с которыми я был знаком еще со времен Болотной площади в россии. Но они так напуганы. Они спрашивают, что они могут сделать. Говорят, что уже на своей странице запостили, что они против войны. Что еще? А мы ежедневно теряем людей, каждый день двое украинских детей гибнут из-за войны, а вы говорите, что вы постик написали в фейсбуке?

Я вспоминаю, как более ста лет назад их Лев Толстой писал, что "честный человек в россии должен сидеть в тюрьме, вот такие сейчас времена в россии". Вот сейчас в россии снова наступили такие времена. Честный человек должен сидеть в тюрьме, если он не протестует, не поджигает военкоматы, вражескую технику, не подрывает железнодорожные пути.

Постами в фейсбуке совесть не очистишь.

Единственный их путь, который я вижу, – это путь диверсий.Пожигать военкоматы, не платить налоги террористическим властям. Но здесь у нас большая проблема: значительная часть россиян поддерживает войну. Я думаю, что дело даже не в путине. Путин, в сущности, сейчас не может уйти из Украины, потому что россияне хотят этой войны. Они хотят уничтожения украинцев. Поэтому я еще раз подчеркиваю, что мы воюем не с путиным и не с российской армией, а с россией, с нашим извечным врагом. Это война Украины с россией, а не ВСУ против армии рф.

Поэтому нужно перестать смотреть российских блоггеров, слушать российскую музыку. Я на днях увидел, что у нас в топ-десять прослушиваний снова Моргенштерн. Я не знаю, он за войну или против войны, но он проклятый россиянин, который является частью враждебного нам народа. Я не понимаю, как во время войны это можно слушать. Воюет не только армия, нам нужно отрезветь и перестать потреблять продукты врага.

"Мир должен объединиться вокруг того, чтобы рф перестала существовать"

- На днях в Economist был тезис, который на самом деле нередко озвучивают и европейцы, и американцы — что бежавшую от войны российскую элиту нужно поддерживать, чтобы потом с ней вести коммуникацию. Как тебе такое мнение?

- Я думаю, что это заблуждение. Это россияне, которые немного умнее своих сограждан и поняли, что корабль тонет, потому и побежали из него. Делать россию с человеческим лицом не удастся ни нам, ни европейцам, ни американцам. Это уже пытались делать в 1991 году, когда пробовали построить там демократию, но не получилось. Я думаю, что в тех границах, в которых сейчас находится россия, она не может и не должна существовать. История россии демонстрирует, что это страна-террорист, которая шаг за шагом продолжает жить в архаических представлениях империи, постоянно посягая на другие земли. И она уничтожает многих людей всюду, куда бы ни приходила. Мир должен объединиться не вокруг тех россиян, которые бежали из россии, а вокруг того, чтобы рф перестала существовать в том виде, в каком есть. Чтобы она разделилась на все народности, которые там есть. Тува отдельно, Уфа отдельно. Может быть, в таком виде она и сможет существовать. Без большой армии.

"Главной проблемой будут алкоголизм и суициды. Государство должно об этом думать"

– Еще помню твои слова относительно ветеранов. Как ты полагаешь, повлияет ли на многих твоих побратимов война и какие могут быть последствия? Что с этим делать?

- Работать с этим точно нужно уже сейчас, потому что многие возвращаются ранеными, искалеченными. У нас уже есть тысячи семей, которые потеряли кормильца, члена своей семьи, и с ними тоже нужно работать.

Европа такого не видела с 1945-46 годов.

У каждого разный уровень стрессоустойчивости, поэтому главной проблемой будут алкоголизм и суициды. Война – это самый большой стресс, который может быть в жизни. Если на это еще накладываются личные проблемы, это может привести к алкоголизму и другим проблемам. Я понимаю, что это будет настолько тотальная проблема, что даже если мы победим завтра, послезавтра продолжим терять военных из-за суицидов.

Трое моих знакомых совершили самоубийство за последний месяц. Один из них не выжил, один выжил, третьего спасли. У меня таких мыслей нет, и мне сложно здесь что-нибудь посоветовать, но я думаю, что государство должно над этим думать. Я вижу, что предложили программу дешевых кредитов для ветеранов, чтобы они могли открывать свое дело. Но это интересно для скудного количества людей. Люди в шоке от того, что они переживают. Особенно находящиеся на передовой. Психика многих людей просто не способна это выдержать.

Это ведь не просто военные, это люди со своей историей, у которых и так были проблемы в мирной жизни. А тут еще разразилась война. У меня есть побратим — успешный айтишник, много зарабатывает, классное образование, а сейчас он потерял ногу и не может с этим свыкнуться. Он совсем по-другому представлял свою жизнь. И как людей возвращать к жизни – это серьезный вызов. Если война для военного закончится с победой или ротацией, то для тыла должен продлиться период мобилизации. Тыл должен встретить этих военных. На фронте другая реальность, здесь очень опасно. А в тылу нужно вернуть человеку чувство безопасности, чтобы он не пригибался от звука громко закрывшейся двери. Нужно чувство душевной безопасности, теплоты, нежности, но без гиперопеки, потому что это немногие любят из военных. Все это нужно будет делать тылу.

Я тоже постараюсь это делать, но, как показала практика, можно служить с человеком и даже не представлять, что он способен совершить суицид. Нельзя знать, что у человека в уме. Даже если военный говорит, что все нормально, нужно пять раз проверить. Подход, когда психологическую помощь получают только те, кто этого хочет, - он не работает. Должно быть обязательное обследование, чтобы специалист дал оценку. Добровольно – это закончится плохо для всех нас. Мы будем жить с новостями не о потерях на войне, а с новостями о суицидах. Этого хотелось бы избежать.

– В одном из последних интервью, когда говорил о жизни людей в тылу, ты сказал, что после ротации, после года на войне, ты тоже хотел бы ощутить нормальную жизнь. То есть ты год готов быть на фронте без ротации?

– У всех военных есть десять дней отпуска в год. Я недавно ездил в отпуск и даже не смог все десять дней отбыть. Я виделся с дочерью пять дней, и мне захотелось обратно, потому что чувствовал, что я более необходим своему подразделению. Я не могу так долго находиться далеко.

Но больше года, думаю, нельзя быть на фронте. Я вижу, что мы начинаем терять бдительность, это стрессовая работа, мы не можем постоянно быть эффективными в таком режиме. Поэтому тем, кто в тылу и стал на учет в военкомате, нужно все же готовиться, чтобы заменить тех, кто сейчас на фронте. Затем мы можем отдохнуть и вернуться, но определенный период на реабилитацию нужен. Ведь большинство из нас не военные и для нас все это впервые. И это может приводить к излишним потерям.

– Как ты поддерживаешь связь с дочерью? Я знаю, что ты по ней очень скучаешь, а твое видео сюрприза для нее облетело весь Интернет.

– Мы звоним по видео раз в пять дней друг другу. Она очень хочет вернуться в Украину. Но я чувствую, что она немного эмоционально отдаляется, ведь это ребенок, и он отвыкает. Мы с ней никогда так надолго не расставались. Первые недели она постоянно плакала и говорила, что хочет ко мне, чтобы я ее обнял, а сейчас она уже привыкла, что папа по телефону и папы нет рядом. Но я надеюсь, что, когда я вернусь, эта связь возобновится. Здесь главное – вернуться.