Мотивация воевать у досрочно освобожденных на высоком уровне — командир спецподразделения ГУР "Артан-Х" Фаворит

Военный рассказал, как воюют бывшие заключенные

Андрей "Фаворит" – командир спецподразделения ГУР "Артан-Х". С первых дней полномасштабного вторжения он на передовой, выполняет сложные боевые задания, руководит операциями и мотивирует своих побратимов.

Под его командованием "Артан-Х" участвует в спецоперациях, уничтожает врага в тылу, сражается там, где сложнее всего. Главная особенность спецподразделения в том, что в нем воюют заключенные, изъявившие желание мобилизоваться.

"Фаворит" положительно отзывается о работе бойцов: они очень мотивированы и среди них много героев. К тому же среди заключенных, еще находящихся в местах лишения свободы, растет желание присоединиться к обороне.

В интервью "Телеграфу" командир "Артан-Х" рассказал, как его спецподразделение провело контрнаступление на Запорожском направлении, применяют ли россияне мясные штурмы и почему гражданские опасаются военных.

"Для себя я не вижу проблемы адаптироваться в гражданской жизни"

— Вы воююете с первых дней 2022 года. Пока не ясно, сколько еще будет продолжаться эта война. Надеемся, не долго. Поэтому у меня такой вопрос: с какими мыслями вы каждый раз идете в новый бой?

— С мыслями, что сколько бы это ни продолжалось, мы должны выдержать, Украина должна это выдержать, потому что второй шанс Россия нам не даст. Для себя я точно знаю, что сейчас нахожусь в правильном месте и делаю то, что должен.

— Мысли о жизни, смерти присутствуют?

— Я начинал службу в подразделении как рядовой, в группе активных действий. С одной стороны, это всегда большой риск, но в контактных боях адреналин зашкаливает. Все происходит слишком быстро, чтобы думать о чем-нибудь другом в моменте. Судьба, удача и Господь Бог – все в их руках.

— В 2022 году, когда вы мобилизовались, вы думали, что война будет продолжаться так долго?

— Заранее были очевидны предпосылки, которые указывали, что война начнется. Но я до последнего, если честно, не мог в это поверить. По крайней мере, в то, что в современном мире, в центре Европы может быть война в таком формате: как это могут допустить?

Сегодня таких вопросов я себе больше не задаю. И даже актуальные процессы, заявления вокруг Украины не удивляют. Выживание украинской нации на наших плечах, не стоит надеяться на случай. Надо стоять на своем и очень много работать.

Я никогда не рассматривал себя в статусе военного, не представлял, что буду воевать. И конечно, не думал, что боевые действия затянутся так надолго. Сейчас понимание четкое: имея такого соседа, как РФ, наготове нужно быть постоянно. Даже если в этом году произойдет прекращение огня.

— То есть вы были из тех украинцев, кто не верил, что Россия нападет?

— Второй раз я эту ошибку не повторю.

— Как вы мотивируете себя и своих побратимов? Каждый раз идти в бой, учитывая всю ситуацию.

— Если мы говорим о личном составе, который в боях более двух лет, важно давать возможность людям менять сферу деятельности. Это вывод, сделанный на собственном опыте.

К примеру, находиться в группе активных действий в течение 3 лет – нереальная нагрузка на психику и тело. Поэтому часто предлагаем после определенного периода направление БпЛА, работать в огневом обеспечении и, конечно, ротации между задачами. Когда не воюем, мы тренируемся, восстанавливаемся. Это оказывает положительное влияние на общее морально-психологическое состояние.

— В 2022 году вы стали добровольцем, пошли защищать Киевщину. Что тогда стало для вас главным мотивом?

— Война застала довольно близко. Здесь ты уже или принимаешь решение, или бежишь. Игнорировать, что это "не твое дело", когда бои под Киевом (я родился и вырос)… Не знаю, я не смог.

Сформировали ДФТГ (добровольное формирование территориальной громады), начали что-то делать, довольно быстро на нас вышли представители разведки. Им нужны были люди на местах, передающие оперативную информацию: мы стали такими людьми. А дальше первые бои…

Не стану делать вид: 2014 год, фактическое начало войны, прошел мимо меня. Очень сожалею об этом. АТО не воспринималось тогда так близко, и это было моей большой ошибкой.

— Вы уже сказали, что, пока война, вы видите себя на защите Украины. А в гражданской жизни вы себя видите?

— На всех война оставит свой отпечаток. Для себя не вижу проблемы адаптироваться в гражданской жизни, однако многие военные встретятся с этим вызовом. Ребята, которые были в тяжелых боях, получили ранения, списались, это уже чувствуют.

Нужны психологи, реабилитации, всеохватывающие программы. Впереди у нашего государства много работы.

"Для досрочно освобожденных война только началась"

— Расскажите о вашем спецподразделении "Артан-Х".

— Это достаточно молодое подразделение. Выполнение специальных задач, диверсионных операций. Оно существует около 9 месяцев, но уже сумело о себе заявить.

Я возглавил "Артан-Х" ориентировочно в начале лета 2024 года. С тех пор мы участвовали в боях на трех направлениях – это Ровнополь (Донецкая обл.), Запорожье и Харьковская область. Каждый нормальный командир своих считает лучшими. Без лишнего пафоса: ребята очень хорошо справились, несмотря на то, что на всех направлениях мы выполняли задачи не просто на первой линии, а за ней.

— Кто готовит военных к этому?

— Готовят инструкторы. Все они проходят базовую подготовку. У нас она длится от 2 до 3 месяцев. Если есть время перед боевыми, это не значит, что все подразделение сразу едет на задачу. Кто-то учится, кто-то воюет и постоянно меняется. Когда мы не воюем, мы постоянно тренируемся.

— У вас воюют именно бывшие заключенные?

— В подразделении "Х" воюют досрочно освобожденные граждане. Служба для них стала возможностью перевернуть страницу, начать все сначала в действительно нормальном подразделении. Они очень мотивированы на борьбу, и враг это чувствует на себе.

— Расскажите, как вы их поощряете присоединяться к "Артан-Х"?

— Первую часть ребят я сам отбирал в колониях. Сейчас у нас уже большое подразделение: есть две роты, третья формируется. Желающих очень много, потому что первые попавшие к нам люди увидели отношение к личному составу, как мы готовим бойцов.

— С какими делами вы можете брать людей?

— Однозначный блок ст. 152—156, даже не рассматривается – это изнасилование и сексуальное насилие. Также табу ст. 305—324 (незаконное обращение наркотических средств). Госизмена, терроризм и все, кто заключен пожизненно.

С другими статьями: изучаем дело, проводим проверку обстоятельств, если кандидат показывает, что он мотивирован.

— Почему они хотят воевать?

— Для них война только началась, можно сказать: с того момента, как они вышли из мест лишения свободы. Все это время они не участвовали. Некоторые даже не знали всех деталей того, что происходит, что делает Россия. У досрочно освобожденных мотивация воевать на очень высоком уровне. Конечно, для них это возможность изменить свою жизнь. Это честная работа, определенная стабильность. И они этим тоже гордятся.

— Вы знаете, какое в нашем обществе отношение к заключенным. Как вам с ними работать, общаться? Все-таки у них другая культура, коммуникация.

— Определенный отпечаток есть. Но мы стараемся искоренить некоторые навязанные привычки. У нас военная дисциплина, режим, нормальное человеческое отношение.

— Это возможно?

— Конечно. Если человек хочет, возможно все. Есть очень разные ситуации.

— Но вы официально не говорите особо, что у вас именно досрочно освобожденые воюют. Вы боитесь осуждения общества?

— Специальное подразделение ГУР "Артан-Х", где службу проходят досрочно освобожденные люди, было создано в 2024 году. Мы не старались скрыть или завуалировать этот факт. Хотя согласен, это очень деликатная тема.

Мне бы хотелось рассказывать о своем личном составе, потому что эти ребята сейчас делают хорошее дело, делают его очень хорошо. Они не боятся, рискуют жизнью за Украину. Среди такой категории людей тоже герои, и страна должна это знать.

— Трудно ли им на поле боя?

— На поле боя они уже выходят достаточно подготовленными и физически, и психологически. Но честно, самое главное, что у них есть внутренний стержень, сила духа. У многих была сложная жизнь, они многое прошли. Это тоже, я думаю, помогает и на поле боя.

— Так у вас не возникали с ними проблемы? Потому что некоторые бывшие заключенные могли воспользоваться, так сказать, мобилизацией, чтобы сбежать на свободу.

— Такого у нас почти нет. Мы берем тех, кто хочет на самом деле к нам попасть. Стараемся отобрать тех, кто может быть на определенном уровне той подготовки, которая минимально нужна в этом подразделении, есть возрастные ограничения тоже.

— Как происходит набор? Вы приезжаете в тюрьму, рассказываете о себе?

— На самом деле, они уже все о нас знают. Все друг с другом общаются. Поэтому, в принципе, когда ты приезжаешь, особой рекламы не нужно. Просто говоришь название подразделения, что у нас проходит набор. Обычно в местах, куда мы едем, уже есть желающие.

"Что-то возвращать всегда тяжело"

— Не так давно у вас была очень успешная спецоперация на Запорожье. Но о ней мало известно. Что там произошло?

— Если помните, в декабре было много информации о вероятном наступлении на Запорожье. Собственно, задача нашего подразделения заключалась в том, чтобы прибыть на направление и вместе с подразделениями ГУР предупредить возможные наступательные действия противника.

Однозначно, оккупационная армия имела эти намерения, но что-то не сложилось. Тогда поступила задача попытаться провести точечные наступательные действия, чтобы дальше отбросить врага. На то время, пожалуй, это было единственное направление по линии разграничения, где мы забрали территории, занятые россиянами.

Сложно сказать, как ситуация сложится дальше, но на том этапе подразделения активных действий ГУР, и мы все вместе, действительно сработали четко.

— Именно "Артан-Х"?

— Подразделение "Артан-Х", спецназ ГУРа "Артан", "Реванш", "Кракен" потом помогал. Мы работали вместе.

— Какие были особенности спецоперации?

— Что-то возвращать всегда тяжело. Потому что это увеличивает риск потерь. Обороняться легче. Здесь мы смогли забрать территории. Учитывая сложность рельефа, сложность всех обстоятельств, которые нам мешали, мы смогли это сделать с минимальными потерями.

— Вы были из тех, кто в 2022 году попал в уже оккупированный россиянами Энергодар. Была спецоперация, о которой даже никто не знал в Украине. Что тогда происходило? Это была попытка восстановить контроль над городом?

— Это было осуществление диверсионных мер, чтобы скажем "усложнить жизнь оккупантам". Но прямой задачи отобрать город у нас не стояло.

— Когда вы тогда оказались в Энергодаре, что вас больше всего удивило?

— Это была первая водная операция в моей жизни. Они в принципе достаточно сложные. Ночью плывешь на резиновой лодке, ничего не видишь, сплошная темнота. Высадка на берег, где сконцентрированы силы врага. Сама ситуация наводит на какие-то нехорошие мысли. Но все прошло успешно, у нас тогда фактически без потерь все было. Совершили рейд, у нас стояла задача уничтожить определенный объект. И так же мы потом покинули этот берег.

— Почему больше не повторяются такие операции?

— Пока такой задачи нет. Есть более приоритетные направления.

— Вы также принимали участие в операции по освобождению "вышек Бойко". С какими сложностями столкнулись?

— Самое сложное, что до "вышек" нужно было плыть довольно большое расстояние. И ты в открытом море, а у россиян есть самолеты на дежурстве. Они с самолетов атаковали лодки. Чудом, не поразили благодаря, пожалуй, очень хорошим навыкам наших экипажей. Самое сложное, что ты долгое время находишься без прикрытия: только море, лодка и вражеские самолеты. Ребята героически справились с этой задачей.

— Как много нужно времени для подготовки таких операций как Энергодар, "вышки Бойко"?

— Я думаю, нужно неделю-две для того, чтобы расставить акценты. Потому что люди, которые вовлекаются в эти операции, уже с определенным опытом, умеют воевать. Специфика – вода. Поэтому неделю-две подготовки и можно на операцию.

— "Вышки Бойко" сейчас до сих пор под Украиной?

— Мы выбили оттуда оккупационные силы. Это была задача, чтобы снизить контроль врага в акватории Черного моря. Сейчас они не находятся под Россией.

— В прошлом году у вас были спецоперации на Харьковщине, когда россияне проводили свое второе наступление на область. Что вы делали?

— Наше направление – это село Липцы. Мы там успешно провели операцию, забрали около 40 гектаров земли в довольно короткие сроки. И опять-таки с минимальными потерями. Мы высадились прямо в тылу врага, на технике залетели, и таким образом существенно сократили срок наступательных действий для смежников.

— Как там себя вели россияне? Они уже второй раз пошли на Харьковщину, это изученное ими направление.

— Россияне, чтобы ни говорили, умеют воевать. У них нет страха. И у них еще такая история, что они боятся возвращаться назад. Видно, для них это хуже смерти. Они до последнего будут воевать. И пленные рассказывали, как с ними там обращаются. Логика следующая: у них есть шанс выжить на позициях, но если отступят или убегут…

— Из всех ваших операций какая была для вас самой сложной?

— Мне лично запомнился Бахмут. Очень холодно, и формат войны был иным: тогда не было такого количества FPV, преимущественно ближние бои.

То есть в бою ты прямо разговариваешь с ними, чтобы они сдавались, идет постоянный разговор. И это очень стрёмно, потому что ты понимаешь: враг очень близко, в 10—15 метрах. Все время кажется, что тебя окружили. Психологически очень тяжело в таком формате воевать.

Тогда не было такого насыщения дронами. Сейчас даже дойти до позиции – это уже целая история. Бои превратились в войну беспилотников.

"Мясных штурмов становится все меньше"

— То есть если до того они в 2023 году готовились к нашему наступлению, строя так называемые "линии Суровикина", то сейчас они уже так не делают, не минируют, а больше используют дроны?

— У них есть дроны для запуска. Но на всех территориях, которые они у нас забрали, всюду бетонируют, копают окопы. Они очень хорошо роют, даже в холод. Я иногда сам удивляюсь, как они это делают, потому что они в минус 10 градусов могут очень быстро копать. Этому у них можно поучиться на самом деле.

— Кроме дронов, какие вы заметили изменения в ведении войны?

— Все меньше становится мясных штурмов. Враг работает малыми группами. Научились.

— Это связано с тем, что они начинают беречь своих людей?

— Вряд ли это связано с желанием беречь личный состав. Это точно не о России. Например, на задачи на одном из направлений они отправили группу: мы их ликвидировали. Через некоторое время они по тому же маршруту отправляют следующую группу. Их тоже ликвидировали. За ними третья…

В чем здесь суть: в оккупационной армии, если есть приказ, они его пытаются реализовать любой ценой. У них это самое главное. Не жизнь людей, а выполнение задачи.

— Их техника модернизируется?

— Крайние направления, где мы были, технику применяют очень ограниченно, потому что это легкая добыча для дронов. Для наших и вражеских. Издалека работают, если это танчик: то есть с закрытых позиций. Случаи, как раньше, когда едет колонна техники, нонсенс.

— То есть главная ценность – это пехота?

— Пехота и беспилотники.

"Глобальное контрнаступление на этом этапе — это несколько утопическая история"

— В таких обстоятельствах насколько возможно готовиться к нашему контрнаступлению?

— Мое субъективное мнение: глобальное контрнаступление на этом этапе — это несколько утопическая история. Но это не значит, что возвращать территории мы не можем. Когда складываются соответствующие условия, выбираем приоритетное направление и пробиваем оборону врага: малыми действиями, постепенными шагами. А глобально так, чтобы сразу по всем направлениям сегодня это невозможно. На самом деле, Россия тоже не может так наступать, у них нет такого потенциала. То есть они выбирают приоритетные направления (сейчас это Донецкое, Луганское) и давят там.

— Вы на Запорожском направлении смогли вернуть наши позиции, так насколько вероятно, что можно там дальше понемногу продвигаться?

— Можно продвигаться, но опять-таки для этого нужны силы. То есть формировать и привлекать еще другие подразделения, потому что одно подразделение, отбившее там территорию, уже истощилось. Надо, чтобы кто-то принимал эти позиции.

"Люди из гражданской жизни часто опасаются военных"

— Сейчас много говорят о замораживании войны. Якобы некоторые не хотят переводиться даже в лучшие подразделения, потому что скоро будет конец войны. Вы замечаете среди своих побратимов, что эта тема действительно влияет на вас морально, психологически?

— Может, так и думают, но в моем окружении все понимают: впереди, пожалуй, одна из самых горячих фаз войны. Потому расслабляться точно рано.

— Что нужно, чтобы мы выстояли в такое время? Активная мобилизация, борьба с уклонистами?

— Я думаю, что нужно в комплексе это делать, чтобы была нормальная мобилизация, чтобы правильно распределялись силы по направлениям, и мотивировать людей. Объяснять, что стоит сейчас на кону.

— Вы уже много раз упоминали о мотивации. Вы ведь тоже следите за соцсетями, видите, как сейчас резко меняется отношение к военным, и это не без участия российской пропаганды. Возможно, вы смотрели видео, как в школе поставили номер, в котором избивают парня, одетого в военную форму. Удивительно, что на четвертый год войны у нас такое отношение к военным. Как вы думаете, в какой момент мы так резко перешли от уважения к страху и пренебрежению по отношению к военным?

— Военные – это большая социальная группа. И там тоже есть, пожалуй, не очень хорошие люди, как и в любой сфере. Возможно, таким образом кто-то рассуждает: у кого-то, например, сосед-военный, он пьет постоянно, вернулся с боевых. Поэтому они думают, что все военные, наверное, такие. И люди из гражданской жизни часто опасаются военных. Возможно, этот феномен влияет на то, что мы видим сейчас.

Для того чтобы такого не происходило, нужны государственные программы реабилитации, чтобы мы помогали всем военным, которые не могут справиться и найти себя в гражданской жизни.

— Сейчас также, к сожалению, бывают случаи, когда даже украинцы-смертники могут подрываться возле ТЦК или рядом с военными. Вы же понимаете, что такие ситуации не мотивируют. Какие у вас мысли возникают, когда вы читаете такие новости?

— Возникают мысли, что российские службы очень хорошо работают, что нашим спецслужбам нужно больше обращать внимания, чтобы не допускать таких моментов. Но такие случаи происходят и в России. Это не игра в одни ворота.