Мы победим россию, но они поднимутся через 10-15-20 лет, — история политтехнолога, который пошел защищать Украину

Ранее писал тезисы украинским деятелям политики, а сейчас ведет аэроразведку на местности. Так изменилась жизнь 41-летнего киевлянина Евгения Шаяна. То, что полномасштабная война неизбежна, он сознавал еще до 24 февраля. Чтобы стать на защиту Родины, мужчине пришлось "хакнуть" бюрократическую систему.

Почему попал на передовую лишь с третьей попытки, какую задачу выполняет на "нуле", каким видит врага и допускает ли скорое завершение боевых действий — об этом всем "Телеграф" спросил Евгения Шаяна в эксклюзивном интервью.

– Расскажите немного о себе. Чем занимались до полномасштабной войны?

— Это была деятельность в сфере политических технологий, партийные проекты и аналитическая работа, связанная с этим. Последний год: спичрайтер министра здравоохранения Максима Степанова, работал некоторое время в Минрегионе. Накануне войны жил в неком балансе "отдых-фриланс". В армии никогда не служил. Скажу откровенно, в свое время сделал все, чтобы не попасть на "срочку". Пришло время и, вероятно, созрел до этого.

— Знаю, что вы занимались территориальной обороной в рамках ОО "Украинский легион". Как долго это было, какие навыки и подготовку получили?

— Это общественная организация патриотического толка, аполитичная. Основное направление – подготовка людей к территориальной обороне. То есть это навыки обращения с оружием, минное дело, тактика, ориентировка на местности, работа в группах, прохождение минных троп, так называемое "холостение" (отработка базовых навыков обращения с оружием). Как теоретические занятия, так и регулярные выезды на базу, где выполняли разные задачи уже на природе. Вводный курс длится месяц с хвостиком. Я прошел полную базовую подготовку, возникло желание продолжить сотрудничество и уже более углубленно тренироваться. В общей сложности занимался этим около 2 лет.

— Решили присоединиться к терробороне из-за агрессии на востоке страны?

– Не совсем. Я понимал, что мне нужно так или иначе готовить себя. Были друзья, которые тоже хотели этим заниматься. Все началось где-то с 2019 года, тогда уже на востоке события не были столь активны. Но где-то подспудно каждый из нас так или иначе понимал, до чего может развиться ситуация. Следует учитывать, что я работал аналитиком, всегда старался держать себя в информационных потоках и трендах. Когда уже начался разговор а-ля "путин открыто нападет", то все произошло в моей жизни логично. В конце прошлого года я перегорел к работе политтехнологом, зашел в определенный ступор, возможно, связанный с тем, что "первые 40 лет в жизни мальчика самые сложные" (смеется. – Ред.). Мне резко стало неинтересно, не было тяги заниматься политтехническим делом. Так что начало полномасштабной агрессии совпало с желанием резко изменить что-либо в жизни.

— То есть нападение россии 24 февраля не стало для вас неожиданным, как для некоторых украинцев?

– Паники не было, а была готовность. Говорил об этом с друзьями и семьей. Друзья мои, в том числе по "Легиону", имели определенный план, сложенные рюкзаки с базовым набором экипировки: форма, берцы, термобелье, варежки, тактические очки, мультитулы, заряженная рация, пусть и самая простая, без зашифрованной связи. У многих к тому времени уже было личное зарегистрированное огнестрельное оружие. Поэтому 24 числа, когда начались обстрелы и все очнулись с первыми ракетами, у меня на парковке стоял заправленный автомобиль. Мы с женой где-то с начала января пытались всегда держать полный бак. Большинство вещей в тревожном чемодане были сложены, деньги на время упакованы, документы — рядом. То, что я с ними не поеду, мы обсудили заранее, как только последовали первые сообщения о неизбежности полномасштабной агрессии. Постепенно готовил близких, это нужно делать осторожно, не ставить человека перед фактом. Моя семья понимала, что они будут эвакуироваться своими силами: жена сядет за руль, возьмет вещи и ребенка. Они собрались через 30-40 минут и выехали в сторону Львова, где их встретили друзья, за что им спасибо. И спасибо прежде всего жене, которая ехала, пожалуй, сутки. Она все выдержала, доехала, машину оставили, нашли автобус и уехали в Италию. Теперь они там. Так что для меня 24 число не стало неожиданностью. Психоэмоционально это было так: "shit таки happens". Ты не хотел этой войны, но ты должен понимать, что она произойдет.

– Как я понимаю, вы не входили в первую волну мобилизации.

— Военкоматы и знать обо мне не знали. У меня была бумажка, что одна из частей не прочь принять меня. Пришел в один военкомат и услышал: "Ой, а где вы были? А медкомиссия? Как у вас со здоровьем? Идите к дежурному, заполняйте бланки и заявления…". Пошел. Там все было неорганизовано. Бумажки, бланки, люди – сам занимайся. Так что посмотрел и понял: так я буду мобилизовываться до второго пришествия. Поэтому нашел знакомых в другом военкомате – третьем по счету, где не спрашивали лишнего, все быстро сделали, в тот же день получил военный билет. За последнее время много встречал реплик, когда говорят, мол, пошел в военкомат и меня не взяли. Я сделал все, чтобы меня взяли. Человек, если захочет, найдет возможности, так сказать "хакнет" систему, было бы желание.

"В войне ничего романтического, хорошего и прекрасного нет"

— Какими были ваши ожидания относительно службы и сбылись ли они на передовой?

— Я не сразу попал на передовую. Сначала был Киев, где нам нарезали задачи для патрулирования. На левом берегу искали ДРГ. По-граждански, но с автоматом в машине. После этого несколько недель находился в Киевской области в одном из населенных пунктов, от которого до занятого орками села было около 5 километров. Слышал грохот, надо мной бахала арта… Для меня, как для человека, впервые увидевшего войну, был очерчен определенный сектор, за безопасность которого я отвечал. Речь идет о полуимпровизированном блокпосте на одном из направлений возможного прорыва. Если бы туда поперли орки, пришлось бы отбиваться, но этого не произошло. После Киевщины были еще двухнедельные учения. В тот момент еще только оформлялся в часть. Автомат и патроны были, а бумажка, что я 100-процентно служу – нет.

— Сколько времени заняло оформление всех бюрократических вопросов?

— Прошел где-то месяц и я получил бумажку о том, что государство меня приняло, скажем так. Это еще и быстро.

— В каком подразделении служите? Основные задачи, которые вы выполняете?

— Я вхожу в определенное подразделение в составе ВСУ (группа WASP Украинский легион), которое выполняет специфические задачи. У нас работает несколько групп по направлениям и с разными задачами: разведка позиций врага, поиск подходов к нему, засады, работа с местным населением, тактическая помощь и усиление других подразделений ВСУ. Сфера, скажем так, наших интересов достаточно широка. Мое направление в основном это аэроразведка и корректировка артиллерии. Где-то делаем определенные пакости для орков. Бывают разные задачи. Обо всем не расскажешь.

— Можете рассказать, насколько возможно, как проходит ваш обычный день сейчас.

— Поступает запрос командования, например, помощь с корректировкой в определенном населенном пункте. Далее следует подготовка, смотрим карты, расстояния, подъезды, пути эвакуации и т.д. Следующий – этап планирования, в котором участвует вся группа. Считаем, сколько ехать от ППД (пункт постоянной дислокации), например, 30 минут-час. Далее прорабатываем линейные связи. Встречаемся с другими подразделениями на месте. Переговорили с ними, определили сектор и время работы. То есть определяем, где наши пункты наблюдения, где точки врага, какие пути отступления в случае чего. Следующий шаг – собираю свои вещи: проверяю рюкзак, снаряжение. Если нужен полный кевларовый пакет – готовлю его, если прогнозируемо нужна плитоноска – перевешиваю на нее все свои "ништячки". Просыпаемся в 3-4 утра. Еще раз проверяем все ли, что нужно, на месте: аптечки, БК (боекомплект, в данном случае патроны. – Ред.), рации, павербанки, зарядные устройства. Садимся по машинам и едем на место. Иногда изо дня в день делаешь одно и то же в одном и том же месте. Я это называю "День сурка". Но приказы бывают разные и достаточно специфические.

— Что самое сложное в вашей деятельности?

— В гражданской жизни очень долго любил спать, 12 часов – вполне нормально для меня. Теперь не высыпаюсь. Любил пить пиво, думать о жизни, не спеша писать тексты… Теперь спишь меньше, не употребляешь. Алкоголь — табу в любой экстренной ситуации, тем более на войне. Сложно быть отдельно от дома. Дочь с женой не видел с 24 числа. Возможно, они приедут, но только когда меня будет устраивать ситуация с безопасностью. Именно меня, потому что я вижу ее немного иначе, чем семья и люди. Сейчас начались разговоры, мол, давайте спросим родителей, пойдут ли дети в школу очно. Я своего ребенка такой опасности подвергать не буду, поскольку вижу, что здесь происходит. Если ребенок еще год поучится в онлайне – хуже не станет, поверьте.

— Как близки вас поддерживают?

— Мы общаемся каждый день, по возможности. Как правило, переписываемся. Пытаемся обмениваться эмоциями. Здесь важно не то, что ты говоришь, а факт, что говоришь вообще. Ребенок (дочке 13 лет. – Ред.) часто звонит со своими проблемами, и я очень рад, что он делится и спрашивает, обсуждаем разные ситуации, даю советы. У жены возникают разные бытовые трудности. Работу себе нашла, но хоть она профессиональный специалист по маркетингу и рекламе, устроиться по специальности "анриал". Пытаюсь помогать, они меня поддерживают морально. На выезде следует быть сосредоточенным, следить абсолютно за всем: смотреть по сторонам, рассматривать каждую деталь, которая возле тебя, запоминать, всматриваться в дорожное полотно и сравнивать, как было вчера и как стало сегодня. Когда возвращаешься в условно безопасное место, начинаешь эмоционально выгружаться. И если говоришь с женой, ребенком о вещах, не связанных с войной, становится легче в процессе общения. Например, дочь прислала фотку некоего итальянского уличного кота, и мы обсуждаем этого конкретного рыжего пушистика, переходившего дорогу. В такой момент думаю: хорошо, что есть жизнь вне того, что ты делаешь на войне.

А еще тяжело терять друзей. К сожалению, в нашем подразделении есть потери. Побратимы выехали на задание и не вернулись: машина, в которой ехали, подорвалась на мине. Узнать об этом было сложно. Часто вспоминаю, как и о чем с ними говорил. Внутри подразделения мы постоянно в общении. Шутки, взаимные подколы и приколы. Их понимаем только мы, наверное. Со стороны это может для кого и дико выглядеть, но нам нормально. Во-первых, это позволяет расслабиться, во-вторых – объединяет. У нас возникают какие-то общие мемы, иногда одну и ту же шутку можно повторять десятки раз и она все равно всех смешит. Через эту призму вспоминаются погибшие люди и становится не по себе.

— Некоторые романтизируют военную службу и даже передовую и войну. Представляют, что военные каждый день пишут дневники, например. Насколько это соответствует действительности?

— Один из моих любимых писателей – Ремарк. "На западном фронте без изменений", "Три товарища" я читал множество раз. И сейчас вижу очень много схожих параллелей. Лично для себя не пишу ничего, иногда делюсь эмоциями в Facebook. Стараюсь держать руку на пульсе информационных и политических трендов не потому, что они мне нужны, а больше по привычке. Знаю, что люди меня читают, где-то успокаиваются и прислушиваются. Есть служба – непосредственно война, а есть какая-то информационная нива, где я когда-то был полезен, и, может быть, могу быть таким и сейчас. Выражаю, как говорится, субъективное мнение с претензией на объективность. Что касается дневника — столько времени нет.

— Если сравнивать с Ремарком, совпадает ли описанное им в книгах с нашей реальностью?

— Совпадают эмоции, прежде всего. В войне ничего романтичного, хорошего и прекрасного нет. Те умения, которые здесь получаю, я уже понимаю, в гражданской жизни сгодятся может на пару процентов. Есть мини-сериал Спилберга с Томом Хэнксом "Тихий океан" (The Pacific, 2010 год. – Ред.). Там американские морпехи, участвовавшие в войне с Японией, демобилизовались и пошли устраиваться на работу. В неком центре занятости у героя спросили, мол, что же вы умеете. Он говорит: "Знаете, я очень классно научился убивать японцев, это в принципе все, что я умею".

"Я уверен, что мы победим россию, но так или иначе они все равно поднимут свои рыла через 10, 15 или 20 лет"

— Есть мнение, что если нет опыта и навыков, то полезнее заниматься чем-то в мирной жизни, а не на передовой. А кто-то говорит наоборот: надо всем без исключения готовиться сейчас, тренироваться. Ваше мнение?

— На эту мысль у меня есть ответ в виде хорошей бородатой шутки-диалога:

– Надо Украине становиться как Израиль.

– Развивать экономику и оборонный сектор?

– Да, а еще привыкать жить с придурковатым соседом.

россия никогда от нас не отстанет. Ни при каких обстоятельствах. И морально, и ментально, и имперски они считают, что мы их территория, их младший, иногда болезненный брат, как они рисуют в пропаганде. Поэтому готовиться к этому нужно каждому. Сгодится этот опыт или нет – неважно, но он у тебя будет. Я считаю, что каждый в Украине должен уметь пользоваться оружием, иметь минимальные навыки тактической медицины, тактики, работы групп, работы в городских условиях, условиях плотной застройки… У каждого дома должно быть оружие. Пусть это будет не автоматическая, полуавтоматическая, но какая-нибудь "арка" в сейфе (речь о карабине Ar-15), БК (патроны. — Ред.) к ней. Раз в полгода – собрание. Вывезти всех, обновить знания, дать пострелять. И неважно – женщина ты или мужчина. Мы должны быть всегда готовы к этому. Я уверен, что мы победим россию, но так или иначе они все равно поднимут свои рыла через 10, 15 или 20 лет. Защищать Украину нужно будет всегда, и чем больше нас будет, чем более мы будем ловкими и вооруженными — тем лучше. Обратите внимание, до войны была дискуссия, давать ли украинцам оружие в свободное обращение. Теперь она где? Ее нет. Поскольку уже сейчас только армии до миллиона. Вспомните эти кадры раздачи оружия во время, когда заблудшие орки прорывались на Оболонь или Троещину (Киев. – Ред.). Тогда панически раздавали оружие всем, тупо на улице из КамАЗа выдавали "калаши", ведь это не секрет, что такое происходило. Уровень преступности вырос? Нет. Кто-то ходит по улице и стреляет из автоматов? Нет. У нас уличные войны? Нет. Украина и оружие – это как казак и сабля, нормально для нас. Огороды и хрущи над вишнями это хорошо, но пусть автомат стоит в уголке, не помешает.

– Каким видите нашего врага? Его сильные и слабые места?

— Как меня учил отец: прогнозируй самую тяжелую ситуацию, даже если она будет посредственной или хорошей, ты всегда будешь к ней готов. Я не верю в шапкозакидательство. Враг умеет стрелять. Враг умеет делать нам пакости. К сожалению, враг умеет убивать. То, что он циничен, то, что у него нет морально-психологических границ и никаких "стопов" весь мир видел. Зверства в Буче, Бородянке, Ирпене… Обстрелы "мирняка", гражданской инфраструктуры… У врага много оружия, артиллерии, снарядов. Знаю примеры окрестных сел по моей территории, это в Харьковской области, которые они просто методически уничтожают артиллерией. Могут обстреливать целый день: начинают стрелять по графику с 5 утра, затем перерыв на обед на час – и дальше. Вот так они воюют. Беспощадно сжигают деревни, там нет домов, людей, только бегают собаки, кошки, дикие свиньи и стада коров по разбитым фермам. Если 5 домов целых в селе – хорошо. Потому недооценивать врага нельзя, но и переоценивать не стоит. Мы однозначно более мотивированы, защищаем свою землю, своих детей и женщин.

– Как вы изменились за это время? Как изменилась за эти месяцы войны украинская армия, на ваш взгляд?

— Я стал жестче, циничнее и немного даже скинул в весе (смеется. – Ред.). Нашу армию нужно много тренировать и очень хорошо, что наши западные партнеры это делают. К сожалению, не было уделено достаточно внимания полноценной работе в сфере терробороны с цивилами, то есть тренировкам следовало уделить значительно больший вес за последние 8 лет. Но имеем, что имеем. Просто наверстываем и догоняем. Я не могу говорить за всю армию, а только о том, что я вижу перед собой. Некоторые логистические проблемы существуют, кое-какие трудности с обеспечением, но они уже пару месяцев не носят системного характера. Все обуты, одеты, экипированы. Большое спасибо волонтёрам, не знаю, что бы мы без них делали. Все вкусности или "нештяки", которые у нас есть – волонтерские. Нас кормят, но когда к тебе приезжает баночка тунца с овощами или домашние блинчики, это всегда приятно. Волонтеры помогают, в том числе, с заправкой автомобилей. Большинство наших авто волонтерские, заправляем за свой счет. Не раз слышал, мол, какие там у нас, у военных, большие зарплаты… Большая часть этих "больших зарплат" идет в расход. У нас в подразделении есть понятие спильнокошта: из каждой зарплаты выделяем определенный процент на наши общие потребности. Машины ломаются, выходят из строя, попадают под обстрелы, некоторые удается починить, но все требуют ремонта и обслуживания. Или банально – приезжает волонтерская машина и ее нужно покрасить, потому что она красная. К тому же есть часть снаряжения, которая в принципе не предусмотрена какими-либо приказами. Скажем, если ты хочешь себе мультитул, наколенники или перчатки "Механикс", то должен купить сам или "намутить" где-нибудь. Государство выдало мне бронежилет, каску. К слову, каска "Темп" хорошая, но я себе вместе с волонтерами купил более легкую и функциональную. Расскажу такой прикол — звонят волонтеры и говорят: "Женя, что тебе нужно?" А я такой даже придумать не могу.

— Разбаловали? (улыбается. – Ред.)

— Нет, это не разбаловали. Это уже говорит о стабильности обеспечения, что существовавшие в марте-апреле основные дыры практически закрыты. Почему они существовали? Потому как, объективно, за месяц-два мобилизовали с 250 тысяч до миллиона человек. Государство с этим не всегда справлялось, но я на него не жалуюсь. Автоматом и патронами государство обеспечило меня быстро. Просто есть вещи, постоянно требующие помощи. Те же дроны. Это такая штука, которая по сути как расходник, стоит кучу денег, но сколько у тебя прослужит — неизвестно. Такие вещи приходится возобновлять и централизованно собирать через друзей, знакомых и просто украинского народа, которому благодарность безграничная за это.

— Вся страна работает на победу: военные, волонтеры, представители информационного и культурного фронтов. Чувствуете, что поддержка ослабевает? Потому что сейчас звучит мысль, мол, Украина сдвигается с повестки дня, все устали от войны.

— Отчасти устали абсолютно все, это нормально. Продолжается шестой месяц войны. Но помощь все равно есть. И когда мы бросаем призыв в Фейсбуке, то уже через 2-3 дня собираем необходимую сумму. Это все наши гениальные, без преувеличения, граждане: находясь в сложных экономических условиях, помогают армии. Поддержку ощущаю постоянно: моральную, финансовую. Вещи, которые нам нужны, закрываются донатами, волонтерами, не вижу такой большой проблемы, что все устали. У нас не спринт, а марафон. Мы уже его бежим, но не знаем, когда он кончится. Поэтому нужно взять удобный темп и бежать к Победе.

— Напоследок хотелось бы услышать от вас определенный прогноз относительно дальнейшего хода войны, взгляд изнутри, так сказать.

— Когда мне задают вопрос типа "Когда это все закончится?", всегда говорю: "Не знаю". Потому что это правда. Я очень не люблю людей с телевизора или сети, которые начинают на основе 2-3 факторов выдавать свои прогнозы. Я пока не вижу скорого завершения войны, по крайней мере, военным путем. Хочется, конечно, сесть на белую лошадь, выхватить шашку, расправить шаровары и с криками "Вперед" освободить село с каким-то условным названием. Но все это работает не так. И даже когда освобождение села происходит, это несовершенный факт того, что ВСУ смогли там закрепиться. Сейчас вижу, что ситуация немного выровнялась за счет помощи точным оружием от наших западных партнеров. Определенный паритет в дальнобойной артиллерии уже наблюдается, что облегчает нашу работу и задачу. У многих людей существует определенный стереотип из советских фильмов о Второй мировой войне. Там всегда было: "А-а-а, вперед!" — и куда-то помчался целый батальон. Рвутся танки, летят самолеты, все взрывается и раз — всех поосвобождали. Но всегда забывали показать важный момент – сосчитать потери и количество тех, кто шел в бой. Наших людей нужно беречь. Это у россиян 140 миллионов обезьян, а у нас 40 миллионов граждан — и каждого нужно ценить и быть осторожным. Хочется освободить, конечно, но хочется делать это с минимальными потерями и с сохранением максимального количества людей. Кроме того, есть понятие инфраструктуры. Россияне тотально уничтожают села, бьют по инфраструктуре с целью устрашения, чтобы посеять уныние, мол, мы не можем победить, уничтожают элеваторы или порты… ВСУ так не делает. Каждый раз думаем: куда ударить, чтобы не попасть в какой-то дом, школу, не развалить чью-то ферму. Потому что мы понимаем – это наша земля, ее потом нужно будет восстанавливать и отстраивать.

Все желающие поддержать украинского защитника Евгения Шаяна и его подразделение могут присылать донаты по следующим реквизитам. Каждый вклад – важен!

• Монобанк — 4441 1144 4457 1218
• Ощадбанк — 4790 7299 4125 0755

Фотографии для материала предоставлены Евгением Шаяном.