Войско районного военкома: как полковник с инвалидностью повел в бой штурмовой отряд

Вряд ли есть еще в Украине руководитель ТЦК и СП, который в свободное от работы время уничтожает врага в горячих точках. Полковник Александр Логвиненко из Полтавы уверен, что каждый глава военкомата должен провести на передовой хотя бы несколько месяцев.

— Есть ли еще в Украине военкомы, которые, как и вы, воюют на фронте?

– Мне не докладывали. На терцентры возложена задача комплектования воинских подразделений, это тоже кто-то должен делать. Но мое личное мнение: месяц, два или три каждый военком, несмотря на свое нежелание идти на фронт, должен отдать этой войне. Чтобы поменять свои ценности и приоритеты. Когда он побудет в окопах, о ремонте в своем кабинете станет думать в последнюю очередь, — говорит полковник Логвиненко.

Видеть смерть своих бойцов онлайн

45-летний Александр Логвиненко возглавляет самый большой в Украине Полтавский районный военкомат с 2021 года. В нем 10 отделов. При каждом есть рота охраны. Когда стало ясно, что широкомасштабная война затягивается, к полковнику стали подходить подчиненные с просьбой отправить их в боевые подразделения. Тогда он отобрал 140 добровольцев и возглавил сводный штурмовой отряд "Один" (О́дин — бог войны в древнескандинавской мифологии. — Ред.). В июне 2022-го подразделение Логвиненко, девизом которого стала фраза "С Украиной в сердце, с богом в душе", отправилось на Гончаровский полигон в Черниговской области.

— Мы прошли там слаживание и подготовку как штурмовики, и нас направили на подкрепление 72-й отдельной механизированной бригады ВСУ им. Черных Запорожцев, которая держала Бахмут, — вспоминает военком. — Тогда я думал, что в 2014 году видел все. А оказался не готов к тому, что происходит на фронте сейчас. Это не та война, через которую я прошел раньше. Шквал обстрелов, огромный потенциал человеческого, технического, транспортного ресурса… И безумные скорости.

Наш противник – преимущественно зэки из числа вагнеровцев. Первый штурм – первые раненые. Много тяжелораненых. У меня были бойцы, которые, вернувшись с позиций, заявляли, что не вытягивают, говорили, что не хотят быть обузой для подразделения. И это честно. Их никто не осуждал.

Штурмовой отряд "Один" (хотя по количеству личного состава — это рота) воевал в горячей точке полтора месяца.

Война не бывает без жертв. Под Бахмутом погиб 46-летний Алексей Скрипник из Кобеляк, отец трех дочерей, с которым полковник Логвиненко был знаком еще с 2014 года. Но его самая большая боль — те, кого они не могли унести с поля боя. В общей сложности их семеро. Один пропал в прошлом году под Бахмутом, еще шестеро полегли в этом году под Лиманом.

— Благодаря возможностям аэроразведки, смерть троих я видел онлайн, — рассказывает о пережитом боевой военком. – Группа выходила из боя, когда по ней начали работать снайперы. Ребята попадали на землю парами, и через минуту в каждой из них появляется по одному убитому… В общем-то тела погибших нам удавалось забирать с помощью роботов — небольших четырехколесных машинок. Но останки троих так и остались там, они до сих пор числятся без вести пропавшими.

Просто есть места, которые постоянно простреливают вражеские снайперы. Отправлять туда людей для эвакуации тел означало посылать их на верную смерть. К сожалению, россияне взорвали робот вместе с зацепленным телом. Представьте, как я должен сказать об этом родственникам без вести пропавших? Чуть ли не самое тяжелое на войне слышать эмоции родных, когда звонишь и говоришь об утрате. Но я дал себе четкую установку, что как командир должен взять на себя эту функцию. Тогда некоторые из родных даже просили меня не посылать бойцов за телом. И только одна женщина меня не слышала. Выслушал ее молча. Что я мог ей сказать? — вспоминает командир.

Страх смерти в гражданской жизни

После этого случая полковника Логвиненко накрыла депрессия. Он никого не хотел ни слышать, ни видеть.

— На меня давило бремя моральной ответственности за личный состав, — признается полковник. — Позвонил жене и попросил, чтобы никто из родных не беспокоил меня звонками и сообщениями, пока сам не выйду на связь. Это состояние длилось неделю. О нем знал только самый близкий побратим. Но как командир я не мог допустить, чтобы это видели подчиненные.

Проблемы со здоровьем у этого крепкого внешне мужчины начались после АТО. С тех пор он постоянно носит таблетки от давления и транквилизаторы, потому что иногда его накрывают панические атаки.

— В 2014 году наше подразделение стояло на крайнем блокпосту в Марьинке, — говорит мой собеседник. — С одной стороны терриконы, с другой — ДАП. Россияне работали по нам "Градами" круглосуточно. Как объяснили впоследствии врачи, мои панические атаки и постоянные головные боли, которыми я долго страдал, связаны с пережитым тогда. А психологи спрашивали, боялся ли я умереть. Я и сейчас боюсь. На войне постоянно страшно, это нормальное чувство.

Но не так смерти боялся, как того, что не увижу сына. Ему сейчас 12, а тогда, когда я в первый раз пошел воевать, было всего три годика. И страх, который я испытывал на войне, стал преследовать меня в гражданской жизни. Медики меня долго обследовали, лечили, дали вторую группу инвалидности и признали ограниченно годным для службы в военное время, — рассказывает Александр Логвиненко.

Во время нашей беседы полковник время от времени кладет руку на сердце.

— Иногда начинает стучать "мотор", — отмахнулся. — Но что интересно, на фронте у меня нет панических атак вообще. Хотя, например, страх во время движения в транспорте по-прежнему преследует. Он появился, когда прошлым летом ехали с побратимом из Бахмута на позицию возле Углегорской ТЭС. Наше авто было как на ладони, потому что дорога полностью простреливалась и нужно было проехать ее как можно скорее. В окопах или в блиндаже чувствуешь себя более или менее безопасно. Если произойдет прямое попадание, то уже такое…

Забыл о бизнесе ради военного дела

Логвиненко напросился на передовую и в 2014 году. На тот момент он давно уволился со службы из-за хронического заболевания. С женой имел бизнес — два косметических салона.

— Мой отец старший прапорщик, имеет 38 лет выслуги. Сам я окончил Полтавский военный институт связи, – продолжает Александр Логвиненко. — Думаю, сработали гены. Поэтому я стал искать себя в военном деле, на котором раньше поставил крест. Сначала добился того, чтобы меня зачислили в отделение теробороны областного военного комиссариата. А многие ребята из роты охраны военкомата пошли тогда в батальон "Айдар". Я их отвозил в место расположения и видел, что там настоящие патриоты. Мечтал воевать с ними бок о бок.

Но решение по мне затянулось, и я вместе с несколькими побратимами перевелся в 28-й отдельный батальон связи, в разведку. Прослужил под Марьинкой полтора месяца в должности замполита роты. И тут звонок от помощника начальника Генштаба Виктора Муженко. "Вы еще готовы служить в "Айдаре?" — спросил. "Где родина прикажет, там и буду служить" – ответил я. А уже через пару недель пришел приказ о переводе меня помощником командира батальона по финансово-экономическим вопросам в "Айдар", поскольку у меня есть диплом Полтавского университета экономики и торговли, – рассказывает полковник.

После демобилизации в 2016 году тогда еще капитану Логвиненко предложили полковничью должность замполита по работе с личным составом в городском военкомате. Занимался 5-6-й волной мобилизации. С 2021 года возглавляет Полтавский районний территориальный центр комплектации и социальной поддержки.

Герои в глазах командира

— Я интуитивно чувствовал, что начнется большая война, — говорит Александр Логвиненко. — За две недели до того собрал коллектив, приказал принести на службу все, что у кого есть: ружья, пистолеты. Отработали возможности оповещения населения, если вдруг не будет света.

Уже в первые сутки большой войны его люди были выставлены на блокпосты и на охрану стратегических объектов. В центр комплектования выстраивались очереди добровольцев, среди которых было много тех, кто его давно знал, их друзья, спортсмены… Фермеры и обычные люди подвозили горючее, тепловизоры, генераторы, автомобили, продукты, передавали деньги… Селяне с автозаправок на границе Сумщины и Полтавщины сливали информацию украинским военным. Один сотрудник ГСЧС передавал координаты движения вражеских колонн, двигавшихся на Полтавщину.

— Благодаря нашим негласным добровольным информаторам 93-я отдельная механизированная бригада "Холодный яр" лупила по оккупантам артиллерией, — вспоминает полковник Логвиненко. — В Ахтырку враг зашел на тяжелой технике уже к обеду 24 февраля и двумя колоннами выдвинулся в направлении Зенькова и Котельвы Полтавской области. Отсюда для них открывался прямой путь на Полтаву и Миргород, через Гадяч — на Киев, а также на юг – в сторону Харькова. Наши мобильные группы готовы были вступить с ними в бой. Планам рашистов, к счастью, помешали подразделения 93-й бригады и 91-й инженерный полк, которые сразу же стали на оборону Ахтырки и Тростянца.

Мы помогали им разведкой в зоне активных боевых действий. На ходу ремонтировали танки, проводили учебные стрельбы, тренировались, уделяя особое внимание аэроразведке, придумывали разные схемы обороны и уничтожения вражеской артиллерии. Наши разведчики проехали по пути оккупантов в поисках трофейной техники на границу Сумской области с россией.

А потом личный состав начали понемногу мобилизовывать, потому что пошли потери. Но ребята сами рвались в бой. Тогда я обратился к высшему командованию войск с просьбой отправить подразделение "Один" во главе со мной на фронт. Обязанности военкома я передал заместителю. Со снаряжением очень помог горсовет: закупил рации, теплую одежду, генераторы для ТЦК. Многое передали волонтеры. К примеру, Виктория Мирошниченко организовала нам под Бахмут даже морозильные камеры, чтобы не портились продукты в жару, — вспоминает Александр Логвиненко.

После выполнения задач в зоне боевых действий штурмовой отряд перебросили на границу в Черниговской области, где его основной задачей стало выявление вражеских ДРГ, прежде всего, с помощью аэроразведки. Но при необходимости "Один" бросают на усиление подразделений, ведущих бои на Донбассе. Так, летом этого года командование отправило полтавский отряд на помощь бригаде ВСУ, дислоцирующейся под Лиманом в Луганской области, в Серебрянском лесничестве.

— В Лимане стоит российская десантура, — продолжает полковник Логвиненко. — Там продолжаются особо ожесточенные бои. За месяц с лишним наше подразделение понесло большие потери убитыми и тяжелоранеными. В память о погибших готовим мемориальную доску. Кое-кто до сих пор лечится. Но все хотят снова вернуться к своим побратимам.

Однако за это время отряд не потерял ни одной позиции и провел два штурма. Для сравнения: подразделение, к которому мы пришли на подкрепление, потеряло 16 позиций.

В расширенном составе "Одина" воюют добровольцы из ТЦК и СП Миргородского, Лубенского и Кременчугского районов. Мне нравится отвага моих ребят. Они горой стоят друг за друга. Друг друга слышат и поддерживают. Они все герои, которые сами себя такими сделали. Потому что они этого хотели. Я очень горжусь ими, – говорит Александр.

— Мы пришли к своему командиру потому, что знали его и как руководителя, и как человека, — вставляет реплику боец "Одина" Юрий, среднего возраста мужчина, заглянувший в кабинет военкома по делам. Юрий после ранения проходит реабилитацию и передвигается на костылях. – Мы рвались защищать землю. Мы герои в глазах командира, а он наш герой.

Воевать за своих детей

В Полтавском районном ТЦК и СП работает много людей, которые прошли через горячие точки фронта и по состоянию здоровья переведены на службу в военкомат. Их работа часто связана с оповещением граждан о необходимости прибыть в центр комплектования для сверки данных.

— Добровольцы закончились, — с сожалением констатирует полковник Логвиненко. – Во всяком случае, у меня их нет. Есть люди, которые, получив повестку, говорят: "Пришло мое время", а есть те, кто избегает мобилизации. Хотя ресурс не исчерпан. Вопрос только в том, какого он качества. Некоторые отказываются даже окопы рыть. Это просто обуза для командира и его головная боль.

Спрашиваю у Александра Владимировича, какие аргументы у него есть для мотивации военнообязанных при личном общении с ними.

— Не призванные мужчины не понимают, что может ждать их семьи, если враг не будет разбит. Тем, кто находит сотню причин, чтобы командир не взял их к себе в подразделение, чтобы не рассказывать долго о Донбассе и других трудных направлениях, привожу "домашний пример". В Тростянце Сумской области после отступления орков в посадке обнаружили тела мамы и дочери. "Асвабадители" их сначала изнасиловали, после чего застрелили.

Говорю призывникам: "Если вы не найдете в своей душе и в сердце ноток патриотизма, то наших жен и дочерей будут насиловать при нас живых, чтобы сделать нам еще больнее". Патриотизмом всегда руководит любовь, и в том числе и любовь к Родине. Те, кто скрывается от мобилизации, значит, недостаточно любят своих близких.

— Какие самые распространенные отговорки вы слышите?

— "Что дало мне государство? Почему я должен воевать за него? Посмотрите, по каким улицам я езжу, по каким тротуарам хожу…" А я спрашиваю: "Что для вас государство? Ваша работа, ровная дорога? Кто для вас беззащитные жена, дочь, сын, отец, мать? Они вне государства?" Чаще всего ответа на вопросы не слышу.

Всегда подчеркиваю: не надо идти воевать за президента или Верховную Раду. Не нужно ориентироваться на чьих-то детей. Ты за своих воюй! А когда тебе страшно, думай о детях и победишь этот страх.

Но я уверен, что из сегодняшних призывников все равно будут воины. Это зависит от коллектива и командиров, к которым они попадут. И тогда дух можно переломить. Если рядом с тобой будут воины, ты тоже им станешь на 100 процентов. И если захочешь, военному делу научишься очень быстро.

Очень многое зависит от командиров. Понимаю, они не все идеальны. Но имеем что имеем. Где нам наштамповать профессионалов?

— 11 августа президент с целью преодоления взяточничества среди военкомов поставил задачу уволить руководителей всех областных ТЦК и СП, заявив, что управлять системой должны люди, точно знающие, что такое война. На районных военных комиссаров это распоряжение не будет распространяться?

– Честно, не знаю. Не хотелось бы, конечно, проснуться с утра командиром взвода какого-нибудь резервного батальона. Ведь за мной стоят люди с боевым опытом, из боевого подразделения, которое я сам создал и возглавил. Мы как одна семья.