После Победы мы оглянемся, а позади кладбище, — волонтер Диана Макарова

Большая война для многих открыла волонтерство, но в Украине есть когорта тех, кто с 2014 года помогает военным на передовой. Эти люди обижаются, когда кто-то говорит, что война началась только 24 февраля 2022 года, поскольку долгих 8 лет они отдавали фронту свое здоровье, состояние, время, а иногда и жизнь.

Диана Макарова — основательница Ф.О.Н.Да, является яркой представительницей тех "олдскульных" волонтеров. За ее плечами тысячи блокпостов на пути к линии фронта. Трудно понять глубину этой цифры, но Леди (таковой у Дианы позывной) и ее семья живут войной последние 8 лет и, кажется, другой жизни у них уже не будет.

Мы встретились в канун Дня волонтера, чтобы поговорить об эволюции, которую прошли украинское волонтерство и украинская нация. Разговор получился откровенным. Макарова кое-где не подбирает слова, но я понимаю — она знает о фронте куда больше, чем говорят в официальных сводках Генштаба.

Власть не должна бояться предупреждать об опасности

– Для меня Диана Макарова – легенда волонтерства. В 2017 году в Авдеевке были бои за Алмазы, город остался без света и отопления. Неожиданно для многих, в неприсущей вам манере, вы тогда похвалили власть. Чем тогда вас так удивили власти и как оцениваете действия уже нынешней власти в феврале 2022-го?

— Начнем с того, что в 2015 году мы занимались эвакуацией гражданского населения из Дебальцево. За время войны было только три "зеленых коридора": страшный Иловайск, 32-й блокпост (тогда все прошло удачно), и Дебальцево. Вывозом гражданского населения занимались в основном волонтеры. Когда удавалось кого-то вывезти (а из Дебальцево волонтеры вывезли около 1,5 тысяч человек), то появлялись представители власти и заявляли, что это они сделали, при их содействии и так далее.

Когда в феврале 17-го случилась Авдеевка, мы как раз были на фронте и сразу приехали туда. Я была в шоке от увиденного: власть была на месте и работала. Не без огрехов, но пункты обогрева были, квартиры местных ломились от провизии, да и вообще это была не та импотентная власть, которую мы всюду видели до этого.

В феврале 2022 года нас снова местами парализовало, но не надолго. Наша страна учится. И становится сильнее в своем самом необратимом месте — бюрократии. Хотелось бы, чтобы государство училось быстрее, чтобы оно не боялось предупреждать об опасности.

- Вы о "майских шашлыках"?

— Будем откровенными — многие не выехали из опасных участков, потому что думали, что обойдется. Другое дело, поехали бы люди, если бы власть кричала и громко заявляла об опасности? Не знаю.

— Сейчас мы это видим на Донбассе, где еще летом объявили эвакуацию. Люди не едут, больше возвращаются в разбитые города.

— Во время этой фазы войны мы не работали с эвакуацией, но я знаю, что многие сидели до последнего. Сидели с детьми. Сидели даже тогда, когда еще могли уехать. Это сложно объяснить.

— Меня шокировали кадры с освобожденных Харьковщины, Херсонщины, Святогорска — там куча детей!

– Я не могу себе это объяснить.

Меня душит жаба, когда я вижу билборды с рекламой волонтеров

— Вы один из олдскульных волонтеров, с 2014 года по фронтам. Тогда был момент патриотического единения, который через полгода после Майдана погас на фоне выборов. Волонтеры, участники АТО, разошлись по разным лагерям и началась политика. Есть ли угроза, что на этот раз мы тоже наступим на эти грабли?

– Жаль констатировать, но мы уже на них наступаем. После Дебальцево и сдачи Донецкого аэропорта люди быстро успокоились. Война перешла в окопную фазу, и часть волонтеров и людей, связанных с войной, отпала.

Для себя олдскульных волонтеров я разделяю на две группы: пришедшие с Майдана и те, кто пришел уже весной 14-го. Как ни странно, вторая группа очень сильно поднялась в пиаре.

Весной появилось около 10-12 гремевших крупных волонтерских организаций. "Крылья Феникса" Юрия Бирюкова, к которым, впрочем, много вопросов. "Вернись живым" — сразу серьезно вложились в раскрутку. Я уважаю ВЖ, они много пользы сделали для фронта, хотя их "монополизация" раздражала и раздражает многих волонтеров. Армия SOS – сделали огромный кусок работы – они разработали "Кропиву" (программу для управления артиллерией – Авт.) и сейчас работают над усилением нашей ПВО. Я склоняю голову перед ними, но пиара мало, а потому о них гораздо меньше слышно.

В 2014 году было пол года подъема, восторга и тотального единения. Затем последовал спад, а закончилось все тем, что "я вас туда не посылал" ( речь идет об известном тезисе, который посылал Кремль и, к сожалению, подхватывали немало украинцев в отношении ветеранов войны на Донбассе — Авт. ). Сейчас происходит то же самое — несколько месяцев безумного подъема, когда, наверное, не осталось тех, кто не донатил бы на армию. Однако население не может постоянно жить на подъеме. Освобождение наших территорий – Харьковщины, Херсонщины, Лимана, Святогорска помогают удержать эту эмоциональную волну, но донаты постепенно уменьшаются.

— До очередного прилета по Киеву…

— Действительно, страх заставляет людей вспомнить, что война не кончилась. А когда они сидят в бомбоубежищах и донатят как бешеные, то на авансцену выходят те волонтеры и фонды, которые изрядно "вкинулись" в пиар и часть собранного тратят на рекламу.

- Где граница между пиаром и реальными отчетами о своей работе?

— Для себя выделяю три группы волонтеров. Есть большие фонды — с большими зарплатами, бюджетами на рекламу, позволяющими получать серьезные сборы. Они контактируют с военными на уровне комбатов, комбригов не ниже.

Есть условное землячество – когда некая тетя Галя собирает для мужа, сына, племянника и т.д. Собирает где-то по родственникам, знакомым. Затем, надев эту свою кровиночку, она начинает собирать другим близким-знакомым. Но все равно это низовое волонтерство.

Между этими группами есть прослойка тех, кто не дошел до "волонтерства за зарплату". Это те, кто взял на себя эту ношу еще в 2014 году и несет ее до сих пор. Они где-то зарабатывают, за что-то живут, а в свободное от работы время занимаются волонтерством. Если взглянуть на то, как слово "волонтер" воспринимают во всем мире, то это чистейшее волонтерство.

Эта группа средних волонтеров работает на уровне рот, взводов, групп. Мы подпитываем тело фронта. К примеру, вместо тепловизоров мы везем на фронт строительные материалы, буржуйки, генераторы, машины и т.п. Эти средние волонтеры не могут сделать себе широкой рекламы, но их потребности растут каждый день, потому что все больше рот и взводов узнает, что есть такая условная Диана Макарова, которая может помочь.

Сейчас ситуация такова, что средние волонтеры получают все меньше донатов и больше заявок. И заявок таких, за которые не будет браться Притула или "Вернись живым". Потому что немногие будут закупать пленку или гвозди на фронт. И в этой ситуации фонды, которые тратят деньги на рекламу, оттягивают к себе большое количество крупных донатов, а часть меньших отпадает, потому что уже задонатила те средства условной тете Гале и таким, как она низовым волонтерам.

- Какое будущее у средних волонтеров?

– Нас становится все меньше. Кто-то успел себя сделать, а кто-то сделал столько, что их уже нельзя забыть. Сейчас нас некому научить, как себя преподносить. И мы умираем.

– Что делает Диана Макарова? Не боитесь ли вы выйти из "зоны комфорта" ( оба смеются - Авт.) и вложиться в крупный проект или лучше рекламироваться?

– Я не куплю Байрактар, и не куплю Спартан. Но я могу купить генераторы и развезти их по фронту, потому что знаю, что это моя ниша, и я с ней согласна. Меня душит жаба, когда я вижу билборды с рекламой волонтеров. Я понимаю, сколько денег уходит в трубу. Мне больно.

— Люди могут сказать: она просто завидует.

— Если бы я завидовала, то давно бы выписала себе зарплату в собственном фонде. Но речь же не только о Диане Макаровой. Назревает недовольство звена средних волонтеров теми, кто продвигает так называемую монополизацию волонтерства.

Сейчас появляется все большее количество разнообразных технологических платформ для волонтерства. Есть даже государственные платформы, которые тоже аккумулируют деньги. А для их функционирования тоже нужен штат, тоже нужна реклама, пусть и более технологичная. На выходе они дают больше вещей для фронта, но эти 30%, которые идут на обслуживание фонда и его рекламу, тратятся не на армию. И от этого грустно и мне, и таким, как я средним волонтерам.

— Рассмотрим на примере — Притула объявляет сбор на Байрактар и собирает 600 миллионов гривен. Вы же понимаете, что большинство этих средств, если бы не было этого целевого сбора, не пошли бы другим волонтерам? Кто-то не донатил бы деньги вообще, а кто-то сбросил бы тому же Притуте.

- Именно так. Потому и возникает вопрос: что было раньше — курица или яйцо? Волонтерство или пиар? Здесь мы приходим к балансу цена/качество – соответствует ли работа конкретного фонда тем средствам, которые он тратит.

— Кто должен оценивать этот баланс?

- Донатеры. И здесь следует понимать, что украинские донатеры по большому счету не обращают внимание на отчетность — они своими деньгами уже демонстрируют доверие.

- Я видел ваши отчеты, где все до копейки расписано.

- Таких отчетов не делает почти никто. К сожалению, даже величественные фонды не заморачиваются, чтобы делать подробные отчеты. Выходит, что деньги, которые миллионами падают на счета волонтеров, никто не контролирует. Если этим займется государство, это плохо закончится. "Мы все сядем" ( смеемся — Авт. )

- Есть ли то, в чем вы отказываете в помощи? Например, звонят военные с просьбой приобрести носки, или что-нибудь такое?

– Я этого не понимаю. Носки как милые подарки (с разными слоганами, смайликами и так далее) – воспринимаю. Воспринимаю вязаные теплые носки, как привет от мамы из дома. Но почему волонтер должен закупать рабочие носки на роту? Это уже слишком.

Хотя, скажу откровенно, иногда бывают случаи, когда даже я не могу отказать. Звонит женщина и говорит, что у нее онкология и три ребенка, а муж на фронте. Просит форму. Как ему отказать? Я понимаю, что вся пусть даже космическая зарплата ее мужа в 100 тысяч гривен уходит на семью. В таких редких случаях приходится выкручиваться.

В общем, мы общаемся с военными и просим их с пониманием отнестись: если мы сейчас купим вам форму, то не сможем купить вам же машину. 10-15 раз каждый день я вынуждена говорить родителям, женщинам, детям военных: "Мне жаль, но пусть ваш папа купит себе форму сам". Это трудно. Это съедает изнутри.

Война – ревнивая сука. Если ты не обращаешь на нее внимание, она подходит все ближе

— Как оцениваете борьбу с русским миром, которую сейчас демонстрируют наши спецслужбы?

— Мы должны наверстывать то, что не делали с 2014 года. Следует признать, что в определенных местах мы позволили откровенный внутренний сепаратизм и коллаборационизм. Это позволило россии во время вторжения в определенных местах взять нас голыми руками. К примеру, Херсон. Мы знаем, как легко его сдали, как без боя потеряли Мелитополь и Бердянск, и кучу других случаев.

— Этому способствовало отсутствие наказания "отличившихся" коллаборантов в 2014 году.

– Безусловно. Если бы в свое время спецслужбы и власть в целом обращали внимание на сепаратистские настроения в Херсоне, Николаеве, Одессе и других городах Юга и Востока, возможно, сейчас там была бы другая ситуация.

При этом обратите внимание, каким абсолютно героическим оказался Харьков! И это, несмотря на то, что власть в городе много лет принадлежала Добкину и Кернесу.

— Мой друг из Харькова Макс Иванов перед вторжением был уверен, что в случае большой войны квартиры в городе через одну будут в триколорах…

— И вдруг такое тотальное сопротивление. Я тоже была удивлена. Дело в том, что я родом с Юга Украины и знаю, какое население там живет. Украинский язык был преимущественно в селах, а само понятие украинскости для многих было не до конца понятным. И вдруг таков героический Херсон, Николаев, Мелитополь, Харьков, Восток.

— В кадрах освобожденного Херсона поражает количество украинских флагов, которые люди сохраняли, несмотря на большую опасность. Но это 8 месяцев оккупации, а в Донецке-Луганске – 8 лет. Очевидно, там нас так встречать не будут.

- С 2014 года я знаю тех, кто сотрудничал с луганским и донецким сопротивлением. Но стоит понять, что с течением времени их физически становилось меньше. Сдавали целые партизанские цепочки. Кто-то уехал, кого-то убили, кто-то умер. Поэтому я против того, чтобы называть Луганск и Донецк ватными городами, но стоит понимать, что прошло очень много времени и действительно ситуация там будет отличаться от Херсонской.

К сожалению, мы не узнаем всех, кто партизанил. А это далеко не редкие случаи. И сейчас мы видим в Херсоне, Мелитополе и других городах – там много наших людей, тоже работающих на Победу.

— В чем секрет такого сопротивления в Харькове, Херсоне и других городах Юга и Востока?

— Эти люди были украинцами, хотя и не считали себя таковыми. Что такое украинец? "Это моя земля! Я за нее умру. Моя хата, мои дети на улице — я буду их защищать!" – вот это украинец. Он тесно связан с Украиной и украинской землей.

Львовяне идут умирать за донецкую землю именно потому, что "это моя земля, это моя страна". А эти херсонские мальчики погибшие в Сиреневом парке (речь о бойцах местной теробороны, вышедших против бронетехники с "коктейлями Молотова". Сейчас известно минимум о 30 расстрелянных 28 февраля - Авт. ). Они вышли не только за Херсон. Они выходили умирать за Украину.

Допускаю, что люди на Юге и Востоке даже сами не знали, насколько они связаны с Украиной. Украинство оказалось грандиозным даже у тех, кто не считал себя украинцем.

Многие по-новому взглянули на войну и Украину. Помните Святослав Вакарчук записал песню "Не твоя война"? Она вызвала много негатива среди военных. Они говорили: "Как это — "не моя война"? Я получил ранение на этой войне, я воюю на этой войне!" Сейчас Вакарчук нашел свое место, ездит по фронту и там действительно рады его видеть. Так же, как и в течение восьми лет, появлялись призывы в том числе от очень известных личностей о том, что надо отказаться от Донбасса, возвести стену на границе с ним и забыть. А сейчас все они очнулись и помогают фронту.

А фронту помогают все и бывшие регионалы, и бывшие коллаборанты. Однако помощь фронта – это необходимость, а не индульгенция. Многие думали, что война их минует, но это не так. Война – ревнивая сука, если ты не обращаешь на нее внимание, то она подступает к тебе все ближе. Сейчас многие эту истину поняли.

На россии никогда не было и не будет массового волонтерства

— Стоит ли озвучивать наши потери?

— Точечно потери называются. Сейчас мы понимаем, что любая озвученная цифра не напугает украинский народ и не заставит сдаться. Даже если речь будет идти о миллионе погибших. Многих людей, к сожалению, мы не найдем. После отступления российских войск от Киева обнаружили много братских могил. А многих не найдем, потому что они лежат на дне реки или глубоко под землей. Не уверена, что мы когда-нибудь узнаем точную цифру потерь.

— А еще сколько пропавших без вести, пленных…

— Относительно всех, кто может быть в плену, мы предпочитаем верить, что они живы. И советуем семьям, чтобы верили, что они в плену. На днях у меня два случая, когда из плена вернули двух человек, о которых я была уверена, что они погибли. Это чудо! Надо верить всегда!

- В чем "феномен" российского волонтерства? Почему они ждут, что все должно оплатить государство, а в Украине в это время люди отдают последнее незнакомцам, которые за них умирают на фронте?

— Мы мало знаем о российском волонтерстве. Мы видим в сети всевозможные шутки вроде: собираем на тепловизор, потому что ребята мерзнут. На самом деле, волонтерство на россии существует, даже есть некоторые крупные волонтеры. Мы помним Доктора Лизу, выведшую свое "волонтерство" в политическую карьеру. Земля ей бетоном только за то, сколько она наших детей похитила в россию.

Просто исторически россияне если и волонтерили, то в направлении котиков-собачек, а с февраля несколько оторвались и начали делать что-то для фронта. Конечно, это выглядело как никчемное повторение за украинцами и оно глобально ничего не меняет — это капля в море.

Отдельно есть кластер "волонтеров", помогающих "переселенцам", которых принудительно вывозили в россию (а кто-то и по собственному желанию).

— Чем россия отличается от нас в плане волонтерства?

— Там нет и не будет массового вливания денег в свою армию. Массовое волонтерство в Украине — это, по сути, добровольный военный налог. Украинцы поняли, что таким образом ты спасаешь чью-то жизнь, собственную землю. Ты платишь за свою волю и свободу своих детей. На россии никто не обложит себя таким дополнительным налогом. Им эта война интересна разве чтоб напиться и лишний раз покричать "Крым наш".

— Им будет интересна эта война, когда она перейдет на российскую территорию, и они будут воевать уже за свои Белгороды и Ростовы. А сейчас они оккупанты, потому и молча сидят, а за армию платит государство, — присоединяется к нашему разговору Игорь Пивовар — волонтер Ф.А.Н.Да, брат погибшего на Донбассе волонтера Андрея Галущенко (Эндрю).

— Как вы оцениваете тот факт, что сейчас война идет фактически в прямом эфире?

– Это классно – это позволяет людям быть рядом с фронтом, чувствовать его. До февраля 2022 между фронтом и простыми людьми была большая пропасть. Сейчас этой бездны нет. Это помогает собирать больше донатов и вообще не терять ощущение, что война продолжается.

— Но есть и другой момент — сколько информации из-за этой войны онлайн было получено врагом…

– Да, действительно. На фронт попали многие блогеры, которые не были подготовлены к условиям войны. Они не проходили курсы для журналистов и есть редкие случаи, когда фото и видео с передовой вредило нашим бойцам. Впрочем, были случаи, когда очень опытные журналисты в погоне за пиаром засвечивали позиции ВСУ.

Должна быть культура подачи войны онлайн. И вырабатывать эту культуру должны мы сами. Следует помнить — на фронте главные военные.

— Давайте подведем к какому-нибудь положительному финалу…

— Сначала хотела сказать, что он впереди, но понимаю, что у нас позитивного финала не будет никогда. Я мечтаю выйти в платье на Изварино (пропускной пункт на границе с россией в Луганской области – Авт.) и показать россиянам средний палец. Затем то же повторить на Форосе в Крыму.

Мы обязательно одержим Победу. Сейчас в Победу я верю больше, чем в 2014 году. У нас сейчас армия специалистов. Но весь кошмар в том, что мы не вернем тысячи наших погибших. После победы мы станем на границах, оглянемся, а позади кладбище.

— Не слишком положительное окончание разговора получилось…

— Несмотря ни на что, наша армия демонстрирует феноменальные результаты, она побеждает. Я до сих пор с трудом верю, что мы освободили Херсон. Но мы все-таки это сделали. Победа точно будет за нами.

Для тех, кто хочет помочь Ф.А.Н.Ду Дианы Макаровой, оставляю реквизиты.

Приватбанк, по имени Дины Макаровой

4149 6293 5901 9080 гривневая карта

5168 7422 4481 0432 евро

4149 6293 5767 1312 доллары

Monobank — 5375 4114 1544 6702

Карта поддержки фонда (на поддержку штанов):

4149 6293 5601 0256

PayPal: [email protected]

MoneyGram: получатель Makarova Oleksandra. Получение в гривнах.

Ощадбанк — 4790 7299 4817 9817 (Макарова Д.К.)

Карта для помощи мирным жителям и медикам: 5168 7554 2959 0744