Солдаты РФ расстреляли маму, но одного из них я спасла, - харьковчанка о 42 днях оккупации

Девушка потеряла маму и 42 дня провела с отцом и десятками собак под Харьковом, совсем рядом от линии обороны, без возможности пополнить запасы еды. Теперь она в безопасности и рассказывает, как это было

Каролина из Харькова в первый же день вторжения РФ потеряла маму — женщину застрелили солдаты российской армии. После этого Каролина с отцом на протяжении 42 дней фактически пробыли в оккупации, находясь под постоянными обстрелами на линии огня. В этой невероятно сложной ситуации Каролина смогла не просто выжить, но и в память о маме сохранить целый собачий питомник.

Своей историей девушка поделилась в интервью "Телеграфу".

— С чего для вас лично началась эта война?

— Как и большинство украинцев, 24 февраля я проснулась от взрывов. Сначала было ощущение, что соседи взрывают фейерверки. А потом в небе я увидела дым. И поняла, что неподалеку от нашего дома горит воинская часть. Потом были новые взрывы, начал трястись дом, а когда я открыла окно, то меня откинуло от него ударной волной. И вот в тот момент я поняла, что это война.

Посмотреть новости я не могла, так как телефон разрядился. На тот момент уже не было ни света, ни интернета, ни отопления. Страха не чувствовала до того момента, пока в нашем посёлке не начались обстрелы.

— А где именно вы находились, с кем?

— Мы жили в частном секторе сразу за Окружной, где выезд из Харькова. В некоторых посёлках русские уже зашли и остались там, а у нас были массивные обстрелы. Я из окна видела, как люди начали массово уезжать, идти пешком, началась паника. Мы вместе с мамой как раз собирались выезжать, но в этот момент начались выстрелы. Пули пробивали крыши, ворота, машины.

— Как погибла ваша мама?

— Маму убили около 11 утра 24 февраля. То есть, тогда ещё только началась война. И самое ужасное, что в нас стреляли российские солдаты, это не были осколки от снарядов, они целенаправленно стреляли. Моя мама погибла от рук солдат! И это не имеет никакого объяснения и прощения. В нас стреляли ни за что. Это военное преступление. В первый же день войны они стали стрелять по двум гражданским женщинам. Пули пролетали в сантиметре от меня, то, что я осталась жива — это чудо.

— Это невозможная утрата, я очень сильно вам сочувствую. Скажите, а была ли возможность потом забрать тело мамы?

— Мы ждали полицию, которая должна была решить вопрос с телом мамы, потому что военные нам труп не отдавали. Им нужно было засвидетельствовать факт убийства и место гибели. Мы решили посмотреть, что с нашим домом, с нашими собаками. Они на тот момент уже сутки ничего не ели. Но когда мы приехали в дом, то через минут 15 выехать обратно уже не смогли. Боевые действия начались прямо на Окружной. Та часть, где мы подверглись обстрелу, превратилась в поле боя. Там взрывали, стреляли.

Тело мамы забрали в морг. Возможности ее похоронить с тех пор у меня не было. Некоторые мне писали, что я должна была забрать тело, но что дальше? Забрать ее домой, чтобы ее тело лежало там? И жить рядом с ее телом 42 дня? Или закопать собственную маму возле дома? Для меня это дико.

— А в каких условиях вы все это время жили с отцом?

— 25 февраля погода сильно испортилась, то дождь, то мокрый снег. Электричества не было, тепла тоже. На участке у нас была летняя кухня, там недалеко жили наши собаки. Я готовила фактически на улице, при минусовой температуре. Изо рта просто шел пар. Были дни, когда я раскатывала тесто, чтобы сделать лепёшки, а оно дубело.

Какие-то запасы еды у нас были, немного картофеля, консервация, килограмм 10-15 крупы для собак, которую мы успели купить с мамой 23 февраля, немного сосисок, муки, пол мешка корма и немного мяса для собак. По сути, это запасы на два дня. А мы так жили больше месяца. Собаки ели один раз в два-три дня. Щенков, которых у нас 13, кормить было нечем. Первые два дня я давала им корм, но поняла, что он так быстро закончится. Их пришлось перевести на разовое питание, за неделю они просто стухли. Превратились в трупов.

Мы же с отцом растягивали еду по граммам — месяц тянули пол килограмма сосисок, палку колбасы и 400 грамм сыра. А потом свою еду мы отдавали собакам, сами ели по одному бутерброду в день, я жарила нам лепёшки.

Воды в доме не было, мы ездили на родник. А потом ударили морозы и стало совсем сложно. В доме холодно, готовить на морозе невозможно. Газ мы экономили. Папа каждый день рубил дрова. Мы растапливали снег, чтобы экономить воду. Психологически выдерживать это было очень сложно.

Мы каждый день надеялись, что ещё вот-вот и все закончится. Но прошла неделя-две, мы понимали, что становится только хуже. Поэтому мы старались выживать как могли. Месяц к нам вообще никто не мог заехать с помощью. Люди выходили в город пешком, но мы находились недалеко от района Северной Салтовки, а его очень сильно обстреливали.

Второй момент, что даже если выйти в город, то не было гарантии что-то купить, поскольку был дефицит продуктов. Также можно было попасть под обстрел. Соседи рассказывали, что ходили в город за продуктами, становились в большую очередь, а минут через тридцать начинали стрелять и магазины закрывались.

Бывали случаи, когда людей подстреливали. Одного дедушку ранили в плечо. То есть можно было выходить пешком, но на свой страх и риск. Машиной выехать было невозможно.

В нашем случае очень нужна была хоть какая-то еда для собак — крупы, корм, макароны, а этого не было. Играл роль и комендантский час: с двух-трёх часов уже выходить нельзя было. Фактически мы были в оккупации, так как русские были недалеко от нас, в двух километрах. Мы были между двумя огнями — между украинской армией и российской, пока они перестреливались. И так было 42 дня.

При этом, вокруг повсюду были неразорвавшиеся снаряды. В дом рядом с нами попали. И в любой момент могло прилететь к нам.

Не сразу, но у нас была возможность уехать и спасти свою жизнь, но тогда надо было бросить собак. Мы решили остаться с ними.

— А сколько всего собак с вами было?

— Под 50 и ещё два кота.

— До войны у вас был питомник?

— Это было дело мамы, я ей помогала. Все она тащила на себе. Но это не был бизнес, мы с этого не жили, просто у мамы всегда была мечта иметь свой питомник. И я решила, что сколько смогу собак, столько себе оставлю, потому что в этих собаках моя мама. Это моя связь с ней сейчас. Я на них смотрю, и понимаю, что я потеряла не все. Они дают мне радость и поддержку.

— А как вам все таки удалось выехать?

— Просто в один день к нам пришли и сказали, что через день будет эвакуация. А эвакуация из-за того, что наш посёлок станет линией обороны. А это значит, что будет совсем небезопасно. Могла бы быть зачистка, а следовательно, были бы новые жертвы среди людей.

Отец тогда сел и сказал, что боялся этого дня больше всего. Мы же жили и надеялись, что вот-вот закончится всё, и даже привыкли жить в тех условиях. Мы решили, что в первую очередь нужно уезжать мне. И тогда было сильное непонимание, что вообще брать, ведь всю жизнь на колёсах не увезти. И вот то, что ты увезёшь — это и есть вся твоя жизнь. Если бы не отец, то я бы не уехала, но он настоял. Мы продумали, кого из собак сначала заберу я, а кого он попозже. Это был один из самых тяжёлых дней этой войны.

— Папа ваш до сих пор там?

— Он довез меня до военных и дальше вернулся домой готовить машину под оставшихся собак. Потому что всех собак скопом везти нельзя. Сейчас он ждёт нового дня эвакуации для выезда.

— У вас была ещё одна необычная история с российским солдатом, расскажите, что это было?

— Я спасла российского солдата во время обстрела. Когда мы с мамой пытались выехать ещё в первый день. Мы оставили машину, потому что в ней не было безопасно, и спрятались. Тогда начался обстрел прямо по нас. Двое российских солдат находились рядом, одному из них прострелили ноги, руку. Когда я убегала с места обстрела, то отдала его скорой, так как он истекал кровью. Я считаю, что я как человек поступила по-человечески.

— Я так понимаю, что после этого, его забрали в СБУ и он давал там показания?

— Я понимала, что он свидетель, и может многое рассказать. Он ещё в больнице дал свои первые показания. И, по сути, почти слово в слово повторил мою историю.